Игорь Болгарин - Седьмой круг ада
Тихон Дмитриевич отложил топор:
– А я думал, у Марии мужик поумнее будет. Разве об деньгах речь! – И он опять склонился над банкой.
Кольцов понял, что пора ему вмешаться в этот разговор.
– Мы – свои, нас не следует бояться. – Он снял фуражку, вытер потный лоб.
– Теперь все свои. Чужих нету. Всеобщее братство!
И тогда Кольцов решил – была не была! – говорить с Тихоном Дмитриевичем откровенно. Зла он им не причинит, не выдаст, а может, и окажет помощь. Или что-то посоветует.
– Если я до завтра не попаду в Кирилловку, случится большая беда, – решительно сказал Кольцов. – Белые готовят десант на ту сторону, а наши не знают об этом. Их могут застать врасплох.
– Во-он как! То-то белые засуетились… – Покачав головой, рыбак продолжил: – А в море, братцы, я все же не пойду. И обижаться на меня нечего: третьего дня нас всех предупредили – кто до воскресенья выйдет в море, тот больше не увидит своей посудины. Такие дела… – Кивнул через плечо: – Вон миноноска уже несколько дней за берегом следит. Мимо нее не проскочишь! – Видимо, посчитав разговор оконченным, он вновь принялся за работу.
Павел только теперь увидел на горизонте темную полоску миноносца. И понял, что никакие уговоры не переубедят рыбака.
– Жаль, – вздохнул Кольцов.
– Жаль не жаль, а будет так, как сказано… – После долгой паузы он прервал свое занятие: – Допустим, ночью можно было бы проскочить. Допустим. Так ведь шторм идет!
Садилось солнце, заливая багрянцем облака. Вечер был тихий, слегка ветреный.
Закончив работу, Тихон Дмитриевич стал собирать инструмент.
– А по-моему, не похоже на шторм, – возразил Василий.
– Не слышишь, пески поют? – сердито спросил рыбак.
И верно, перекатываясь под ветром, уныло скрипел песок.
– У вас в Новороссийске кругом камень – потому другие приметы, – пояснил он. – А у нас чайка да песок шторм предвещают… К ночи разгуляется!
Повечеряли в горнице. Спать Кольцова и Воробьева разместили в сарайчике. На душистое сено хозяйка кинула домотканое рядно и, пожелав доброй ночи, ушла. Лежа на сене, они слышали, как по двору, покашливая, ходил Тихон Дмитриевич, управлялся со своим хозяйством. Потом все стихло.
– И обижать твоего родственника не хочется, – тихо проговорил Кольцов, – и выхода другого нет… Рискнем?
– Да я и сам уже подумал, – поняв его с полуслова, вздохнул Василий. – Двинули?
В последний раз прислушались к тишине. Затем осторожно вышли во двор. Окна в доме рыбака уже не светились. Воробьев взял под навесом тяжелые весла, Кольцов – сложенный парус.
К берегу, где стояли баркасы, они шли уверенно – дорогу запомнили хорошо. Кольцова мучили сомнения: удастся ли им самостоятельно добраться до противоположного берега Азовского моря? Он уже не мечтал о Кирилловке, его устроила бы любая деревня на той стороне моря – лишь бы встретить красноармейцев, лишь бы предупредить своих заранее!
Погода заметно испортилась. Тучи затягивали небо. С моря налетал резкий, порывистый ветер.
Проваливаясь в рыхлый песок, они стали вершок за вершком сталкивать с мели тяжелый баркас.
В темноте послышались шаги – кто-то быстро шел, почти бежал в их сторону. Кольцов и Василий пригнулись, прячась за бортом баркаса.
Это был Тихон Дмитриевич.
– Вы что ж такое удумали! – запаленно выдохнул он. – Баркаса чужого не жалко, так хоть себя пожалели бы! Керосина-то в моторе нету!
– На веслах хотели, под парусом, – тихо сказал Кольцов. – У нас выхода другого нет. Нет! Понимаете? От того, переправлюсь я туда или нет, зависят тысячи жизней! Десятки тысяч!..
– Когда десант? – неожиданно спросил Тихон Дмитриевич.
– Послезавтра на рассвете.
– Да, времени в обрез, – задумчиво сказал рыбак. – На веслах, други сердешные, далеко бы не ушли. И парус, как только ветер в силу войдет, не помощник. Эх, вы!.. Ну ладно – товарищ Павел, он, видать, человек сухопутный. А ты, Василий? Неужто не понимал, что вас тут же возле берега и притопило бы! Нет, надо на моторе идти, может, что и получится.
– Так дай керосину! – едва ли не закричал Воробьев. – Человек сказал ясно: надо завтра быть на том берегу! Любой ценой! А баркас верну! Высажу его и обратно подамся!
– Помолчи! – коротко сказал ему рыбак. Повернулся к Кольцову: – Значит, вам одному туда надо?
– Одному! – подтвердил Кольцов. В нем начала просыпаться надежда. – Василий должен обратно в Севастополь вернуться.
– Эх, втравите меня в историю!.. – словно пожаловался невесть кому Тихон Дмитриевич. – Но ведь и дело какое, а?.. А только не вытянет троих баркас в такую-то непогодь.
– Василий не пойдет с нами, – твердо повторил Кольцов.
От берега они уходили на веслах, с трудом выгребая против ветра. Только в море Павел понял, как ненадежен и мал при такой погоде баркас. От ударов волн он трещал всеми своими скрепами.
Наконец запустили движок, и Кольцов с облегчением привалился к борту.
Настоящий шторм пришел к рассвету. Подгоняемый посвистом моряны, метался он по Азову. Среди бесконечно огромных волн, то взлетая на кипящие гребни, то ухая вниз, в мутную круговерть, с трудом двигался вперед баркас. Ветер хлестал по лицам желтой пеной. Тихон Дмитриевич не отходил от движка – чуть ли не лежал на нем, прикрывая своим телом. Кольцов, выбиваясь из сил, отчерпывал из баркаса воду.
– Относит к проливу! – крикнул рыбак. Неизвестно, каким образом он ориентировался в открытом, одинаковом со всех сторон море.
Наступило утро, но воздух был серым и тяжелым. По небу ползли черные, угрюмые тучи. Бушующая стихия не унималась. Измученные Тихон Дмитриевич и Кольцов поочередно залезали в крошечный кубрик, забывались коротким, тревожным сном. Но даже во сне Кольцов с болью ощущал, как уходит драгоценное время. Еще в Севастополе они рассчитали, что в случае удачи десант удастся опередить на сутки. Но вот прошла ночь, прошел день, наступила еще одна ночь, и получалось, что до высадки десанта оставалось всего лишь несколько часов. То, что оказалось не под силу врагам, делала стихия. Ночью в плеск и рокот свивающихся в тугие жгуты волн вплелся странный стук. Ритмичный. Словно дятел старательно долбил ствол большого дерева. Потом вдали зыбкими звездочками замигали два огонька. Они то возносились высоко вверх, то опускались вниз, будто падая в пропасть.
Тихон Дмитриевич в волнении схватил Кольцова за руку, сжал ее и долго держал так, не выпуская.
Большой, серый, военный катер прошел рядом, словно призрачный «Летучий голландец». Подмигнув ходовыми огнями, он бесследно растаял в водяной круговерти.
– Обошлось! – облегченно сказал Тихон Дмитриевич. – А могло быть… Да потопили бы, и вся недолга!
