Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор
— Разбойники? Разве это были не воины Шато-д’Ора?
— Это были разбойники, мессир. Одного из них убили, и гулящая девка по кличке Лохань опознала в нем разбойника Анри Фурре…
— Один? Убит всего один разбойник?
— Больше никого не нашли. Возможно, других мертвецов они унесли с собой, когда мы покинули лагерь…
— Что-о-о?! — вскричал виконт, он резко приподнялся и тотчас же со стоном упал навзничь.
— Осторожнее, мессир. Ради всего святого, не волнуйтесь…
— Ступайте к герцогу, — стиснув зубы, простонал виконт, — и доложите, что я пришел в себя…
Монах-лекарь удалился, и через пять минут в шатер вошел герцог, весь исцарапанный, с рукой на перевязи…
— Я рад, что вы живы, виконт, — проговорил герцог. — Как видите, и мне досталось… У вас сломана нога, а у меня — рука. Мы плохо начали, сударь!
— Сколько людей погибло? — спросил виконт.
— Около двухсот… — герцог сжал кулаки. — С их стороны только один…
— Что же это было?
— Никто ничего не может сказать, то есть говорят много, но бестолково… Кто-то сказал, что из-под земли выскочили черти… Другие говорят, что из леса выскочила тысяча великанов, третьи утверждают, что здесь побывал сам сатана… Сгорело девяносто шатров, тридцать телег, а также все метательные машины… Большую часть людей мы потеряли во время паники. Их затоптали лошадьми, как вашего лекаря, например… Вас, едва живого, вытащили из-под горящей телеги с соломой. Если бы не ваш Жак…
— Это правда, что мы отступили?
— Увы, это так! Мы отошли на полторы мили к северу. Достойнейший мессир де Дискорд сумел со своим отрядом остановить беглецов. Мы перестроились и атаковали наш собственный лагерь, но враг успел оставить его раньше…
— Вы верите, ваше высочество, что это разбойники?
— Разбойники могли быть наняты Шато-д’Ором. Кроме того, есть подозрения, что в деле замешан барон, или как его там, фон Вальдбург… На поле боя, если можно назвать боем это вероломное нападение, был обнаружен потерянный кем-то из нападавших зеленый плащ с серебряной елью…
— Герб Вальдбургов…
— Вот именно, мессир. До сих пор непонятно, как они подошли к лагерю. Все люди, стоявшие на заставах, клянутся, что ничего не видели, хотя и не сомкнули глаз всю ночь…
— Но не по воздуху же они перелетели, не правда ли, ваше высочество?
— Пути Господни неисповедимы… Тут уж поверишь в чертей, вылезших из-под земли…
— Из подземелья, быть может? — осенило виконта. — Ваше высочество, где все это началось?
— На окраине Мариендорфа… Кстати, дома там тоже сгорели…
— А никто не интересовался, имеются ли в тех домах подвалы?
— Бесспорно, имеются. Иначе где бы наши молодцы добыли столько вина?
— Возможно, что в этих подвалах прятались воины Вальдбурга, а быть может, и самого Шато-д’Ора…
— Но их бы обнаружили! — с сомнением в голосе проговорил герцог. — Нет, это исключено…
— Значит, где-то там есть подземный ход! — уверенно заявил виконт. — Когда ищут вино, ничего, кроме вина, и не видят…
— Согласен с вами, мессир. Но где искать этот ход? В каком из подвалов?
— Сейчас это уже не важно. Скорее всего он находился в доме старосты или священника… Не станет же Шато-д’Ор рыть ходы в дом простого мужика? Теперь главное, чтобы из этого хода нам вновь не ударили в тыл…
— Значит… — герцог сделал многозначительную паузу, делая вид, что уже знает, что предложит виконт.
— Надо оставить большой отряд у деревни и не вводить его в бой до тех пор, пока исход сражения не будет решен в нашу пользу.
— Совершенно верно, — похвалил герцог.
— А сейчас, ваше высочество, извольте приказать, чтобы меня вынесли отсюда и пристроили так, чтобы я мог помочь вам руководить войсками…
Герцог распорядился. Виконта отнесли на руках к одной из последних уцелевших телег и установили на ней кресло, в которое и усадили виконта. Телегу окружили около сотни телохранителей.
Между тем войска герцога уже построились. В первой линии стояли лучники, арбалетчики и пращники — их редкая цепочка тянулась поперек всего луга и вдоль речки. За рекой, вытянувшись в такую же цепь, стояли лучники Шато-д’Ора и его союзники. Разделенные только рекой, эти воины пускали друг в друга стрелы и метали камни. Перестрелка велась уже около получаса, и виконт разглядел, что кое-где и в той, и в другой цепи живых фигурок имеются пробелы, а на земле поблескивают серебристые капельки-доспехи. Своя цепь находилась ближе, и поэтому виконту чаще доводилось видеть падение собственных воинов. Это не поднимало настроения…
Там, где ночью горели костры, плотной стеной выстроилась тяжелая пехота. Рослые тяжеловооруженные копейщики в мощных ведрообразных шлемах без украшений, в прочных, крепко кованных кольчугах из стальных пластин выстроились в четыре шеренги. За копейщиками стояли еще несколько шеренг — легкие пехотинцы с луками, арбалетами, дротиками и пращами. Кое у кого были палицы, багры для стаскивания с лошадей вражеских конников, мечи, топоры, молотки с клювами, кинжалы.
— Передайте командирам лучников, — проворчал де Легран дю Буа Курбе, — что надо подтянуть воинов… А то я буду недоволен ими…
Позади лучников стояла кавалерия. В центре выстроились ударные колонны виконта Шарля де Леграна дю Буа Курбе — так, как предписывал план виконта-старшего. Впереди, на острие «клина», стояли самые молодые и отчаянные рыцари, молодцы, которые шли в первый бой и которые были хороши при первом наскоке, но далее нуждались в поддержке. Их подпирали воины покрепче, уже лившие и свою, и чужую кровь, а тех, в свою очередь, — матерые ветераны, видавшие виды… В пятидесяти шагах, следом за «клином», строилась и равнялась колонна, которая должна была прорваться к дороге на Шато-д’Ор и ударить в тыл отряду Гуммельсбаха, а еще в полусотне шагов стояла третья колонна — подкрепление для первой.
На флангах, у леса, собирались войска барона де Монтеня и войска барона де Сиффле. Виконт залюбовался всей этой силой. «Действительно, изумительное зрелище», — подумал виконт. Горделиво высились статные холеные кони самых разных мастей, покрытые ярко-алыми, бордовыми, желтыми, голубыми, лиловыми и белыми попонами, увитые шелковыми и парчовыми лентами, с уздечками и стременами, отделанными чеканным серебром. В седлах, обитых бархатом, украшенных бирюзой, жемчугом и золотом, восседали румяные мужчины и юноши, чьи мощные тела были обтянуты гибкой сверкающей сталью кольчуги, изящно задрапированы разноцветными плащами. Горделивые головы этих воинов увенчивали шлемы — один краше другого; искусные мастера украсили серую сталь золотыми и серебряными узорами, воздвигли на верхушках шлемов целые скульптурные композиции: у кого оскаленная львиная морда, у кого орел, расправивший крылья, у кого когтистая лапа, у кого раскрывшийся бутон… Прорези для глаз были разных конфигураций: одни — узкие щели для обоих глаз, другие — овальные отверстия, словно широко раскрытые глаза; третьи — с вертикальной прорезью в виде буквы Т, чтобы легче дышалось; четвертые — круглые; пятые — треугольные; шестые — ромбовидные. Каждый шлем являлся не только средством защиты, но и устрашающей маской. Имелись шлемы и новейших конструкций — с решетчатыми забралами, яйцевидные, конические, с рогами и шишками. То там, то здесь развевались по ветру султаны из перьев, выкрашенных краской. Над головами всадников, под остриями копий, утренний ветерок шевелил разноцветные фигурки. Кое у кого на шлемах, на запястьях, на шее, поверх кольчуг, а также на шее под кольчугами висели разные амулеты и талисманы, подаренные рыцарям дамами, в честь которых они собирались совершать подвиги. То были самые разные предметы: вышитые платочки, шнурочки, перстенечки, куколки, ракушки и колечки, прядки золотистых, каштановых, рыжих, черных как вороново крыло волос, срезанных с юных и не очень юных наивных женских голов. Каждая из них, кто в большей, кто в меньшей степени, была убеждена, что этот дар, преподнесенный от чистого сердца, поможет ее рыцарю устоять, победить — и уж во всяком случае остаться в живых… Где-то далеко, за большой рекой, за холмами, молились они Господу Богу о спасении своих мужчин, о здравии их, о благополучном их возвращении из похода…
