Тамара Лихоталь - Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую
Отодвинув лучника, Добрыня внимательно смотрел в окошко бойницы. Вражеский лагерь выглядел мирно. В домах топились печи. Ветер доносил даже едва уловимый запах печеного хлеба, от которого кружилась голова и темнело в глазах. По улицам спокойно проезжали всадники и шли прохожие. Иные в воинских доспехах, а иные — и без них. Даже воины у стен детинца, казалось, не обращали никакого внимания на осаждённых. Иной раз кто-нибудь подъезжал под самые стены и выкрикивал бранные или шутливые слова. Свистела стрела, но, успев прикрыться щитом, задира со смехом скакал прочь. Другие и вовсе разъезжали, ходили или, собравшись в кружок, о чём-то толковали, смеялись. И оттого, что это были не степняки-половчаие, а свои, русские, ничем не отличающиеся от тех, кто сидел по эту сторону крепостной стены, иной раз казалось, что эти люди вовсе никакие не враги и вовсе не собираются нападать, сражаться, убивать, а просто поселились в городе Новгороде, вот и всё.
И вдруг Добрыня увидел Алёшу. Да, это, конечно, был он — Алёша Попович, в дорогой тонкой кольчуге, в богато украшенном шлеме, на золотистом буланом коне, похожем на того, которого на Козьей Бородке тогда купил господин Садко. Тому коню не пришлось нести на себе ни гонца с вестью в стан, ни охотника, скачущего за зверем. Он пал от моровой язвы в осаждённом городе и труп его с оскаленной пастью и раздутым животом с великим тщанием делили на малые части защитники Новгорода и с жадностью поедали, едва успев опалить огнем. А Алёша сидел на своём красавце коне и что-то говорил слушавшим его с вниманием воинам.
Только недавно получил Добрыня письмо от Алёши Поповича. Алёша писал о своей любви к боярской дочке Елене, просил Добрыню быть сватом. Читая письмо, Добрыня от всей души порадовался за друга. Он давно не помнил обиды, нанесённой ему когда-то Алёшей. И любовь Алёши к его красавице жене Настасье, и то, что Алёша тогда чуть было не взял её себе в жены при живом муже. Всё, что стояло меж ними, было омыто кровью, забыто навсегда. Да и к чему было вспоминать давнее. Уже не было на свете Настасьи, не было в живых даже их с Настасьей сына Константина, и сам Добрыня был женат вторым браком на тихой домовитой вдове. Жили они ладно, но ни разу не ощутил Добрыня в своём сердце того, что ощущал к Настасье. Нет, он не ревновал Алёшу к её памяти. Он простил другу его любовь, как простил городу, который он теперь готов был защищать до последней капли крови, безвременную гибель сына.
Старший сын Добрыни Константин погиб здесь, в Новгороде, здесь и был похоронен. Много надежд было связано у Добрыни с первенцем Константином. Пригожий лицом, светлый умом, удалой сын радовал отца. Было кому наследовать Добрыне, было в чьи руки передать дело жизни.
Едва вышел сын из отроческих лет, отпустил его Добрыня на самостоятельное житье. Константин уехал вместе с княжичем Ярославом, которого князь Владимир послал на княжение в Новгород. После смерти отца началась между сыновьями Владимира кровавая распря. Ярослав сильно испугался брата, хотел бежать К варягам. Новгородцы тогда порубили его ладьи. Упрекали Ярослава: «Что же ты, князь, город свой бросаешь! Веди нас в бой!» Ярослав вынужден был остаться. С помощью новгородцев разбил брата Святополка и сам стал Великим киевским князем. Но он не забыл бранных слов, которыми попрекали его новгородские мужи, а больше всех — молодой Константин. Опасался новой смуты в своевольном городе. И при случае казнил тех, с кем завоевал Великокняжеский стол. В числе казнённых был и Константин.
Теперь, глядя в окошко бойницы на Алёшу в кольчуге и шлеме, с мечом в руках ставшего под стеной города, который он, Добрыня, должен был защищать, прославленный храбр, проживший большую нелегкую жизнь, ощутил вдруг усталость и горечь. Он не испытывал никаких вражеских чувств к Алёше. Напротив, он со страхом думал о том, что вдруг по злой воле судьбы им придется скрестить мечи — ему с другом и побратимом Алёшей. Они обменялись нашейными крестами, они поклялись друг другу в верности. Совсем недавно он собирался ехать сватом к братьям Петровичам, просить их отдать сестру Елену в жены Алёше Поповичу. Когда теперь твоя свадьба, Алёшенька? Неужто суждено ему, Добрыне, обагрить свой меч кровью названого брата или самому пасть от его меча? Но ведь так и будет, так может быть, когда идет борьба не на жизнь, а на смерть. Брат — на брата, отец — на сына! За что? Почему? Междоусобицы, борьба за власть, за богатство, за земли — вот страшное зло, которое ведет Русь к погибели. Всю свою жизнь посвятил он борьбе с этим злом. Он хотел видеть родную землю единой. Добрыня без тени недоброго чувства смотрел на Алёшу. В его взгляде была нежность и грусть. Он на мгновенье прикрыл опаленные ярким солнцем и сияющим белизной снегом глаза, и ему захотелось, чтобы все это оказалось страшным сном, наваждением — и суздальцы под стенами Новгорода и предстоящая битва. Но всё это было явью. И сам он не имел права на пустые раздумья. Он стоял перед лицом врага, которого ему надобно было перехитрить силой воинского искусства, одолеть, победить.
Добрыня подал сигнал. Распахнулись створки тяжёлых ворот. И вот уже первые ряды пеших ратников с двузубыми рогатинами наперевес сбежали по льдистому покатому спуску. Как какое-то единое острие, врезались в похожую на бесформенное тесто людскую толщу.
Хлынули в брешь!
По телам и головам поверженных врагов и павших соратников!
С криком и свистом!
Свирепым вихрем!
Сминая! Топча! Давя!
Волоча за собой кровавый хвост!
Вперёд!
Так, как и предполагал Добрыня, противник пытается отрезать их от ворот, оттесняет всё дальше и дальше.
А следующая волна пеших воинов, вырвавшаяся из детинца, уже ограждает всадников, подставляя под удар себя.
Мелькают, сверкают, блещут мечи и копья, сабли и секиры. Гуляют тяжелые палицы. Ну еще немного! Кажется, пробьются! Не отрываясь от окошка бойницы, Добрыня не спускает глаз с Василька. Это он должен доставить наказ воеводы в Зверин монастырь. Когда-то главнокомандующий Добрыня вот так же посылал гонцом в осаждённый печенегами Чернигов молодого тогда юношу Алёшу Поповича. Пробиться, доставить весть о том, что уже идет, что уже близка помощь — надо только продержаться. Как иной раз поворачивается жизнь! Тогда под стенами Чернигова стояли поганые степняки. А нынче под стенами Новгорода стоит Алёша. А Василёк… Вот на него налетел всадник на черном коне, вскинул меч. Не дотянулся! Сам упал, получив сзади удар дубиной от пешего ратника. Василек свалил другого. Он не высок, тонок в кости и берет не силой — ловкостью. Ну, ещё немного! Ещё немного, и они пробьются!
