Михаил Громов - В небе и на земле
Странно, но мне не приходило в голову - страшно всё это или нет. Этот вопрос был как-то заслонён совершенно другими чувствами. Мне почему-то казалось, что чем страшнее и чем труднее - тем интереснее, и тем сильнее меня привлекало и тянуло на борьбу, на преодоление, завоевание каких-то неизведанных, новых жизненных задач. Всё это было совершенно явно, но в какой-то подсознательной неясной форме душевного состояния. Это, видимо, и есть то творческое начало, свойственное только человеку.
Наше пребывание в гостях у отца было недолгим. Вскоре мы вернулись к себе на Лосинку, и снова потекла обычная жизнь, учёба и увлечения возраста. Спорт и искусство увлекали меня, и чем дальше - тем больше. Подходило время окончания училища. В детстве, ещё в училище, как ясно казалось мне, что я буду или художником, или инженером, или ещё кем-нибудь. Но когда пришло время выбирать профессию, то оказалось, что это совсем не просто. Мать и слышать не хотела никаких доводов о том, кем я буду. «Теперь век техники, - говорила она, - и нужно готовиться в инженеры». Я чувствовал какое-то внутреннее насилие над собой при мысли о техническом образовании. Отец тогда был на фронте, но я знал, что он разделяет мнение матери о выборе профессии для меня. Ему самому внушили родители: в жизни не пропадут доктор, поп и математик. По этому пути и шли раньше все Громовы. Делать было нечего и, по окончании реального училища я начал летом готовиться к конкурсным экзаменам в Императорское Высшее Техническое Училище (ИВТУ) (ныне - Московское высшее техническое училище.). Половина лета прошла в учёбе с большим трудом. Каждый день я ездил из Лосинки в Москву и обратно. Летнее солнце и природа звали меня к себе, и… непреодолимое желание взяло верх. Моё терпение лопнуло. Я подал заявление о приёме меня в Высшее Коммерческое Училище, куда не нужно было держать экзаменов. Вскоре я был принят и начал заниматься туризмом на велосипеде. Мать смирилась, а я, как это и присуще юности, смотрел на своё будущее беспечно - оно мне было неясно и ничем меня не привлекало. Теперь-то я понимаю, что это было следствием душевной неудовлетворённости и отсутствием ясной цели, а значит - отсутствием основного жизненного интереса.
Неожиданно для меня за 10 дней до конкурсных экзаменов в ИВТУ ко мне зашёл мой товарищ по реальному училищу Ольшанский и попросил книгу по алгебре. Услышав от меня, что я не готовлюсь к экзамену, он вытаращил на меня глаза и произнёс:
– Как? Ты что, с ума сошёл?
Я тоже после такой фразы пришёл в смятение. Мы тут же расстались, и я засел за книги, отрываясь от них только на еду и сон. За девять дней в памяти всё было восстановлено и, вдохновлённый обещанием матери подарить мне в случае удачи мотоцикл, я пошёл на экзамены. И был принят. Особого впечатления на меня это событие не произвело. Да и мотоцикл не был подарен, правда, я о нём тут же и забыл.
Учёба началась вновь. Энергии у меня тогда было невероятно много. Я успевал не только слушать лекции, но и с жадностью посещать выставки живописи, скульптуры, бывать в театрах, кино и три раза в неделю наведываться в спортивное общество «Санитас» на арене Морро, знаменитую своими силачами и любителями тяжёлой атлетики - Бухаровым и Спарре, имена которых до сего времени живут как исторические. Потренировавшись несколько месяцев, в 17-летнем возрасте я установил на соревнованиях московский рекорд в полутяжёлом весе - 201 с половиной фунтов (80 кг) в жиме двумя руками.
На несколько дней с фронта приезжал отец, и я слышал, как они с матерью, посоветовавшись, решили устраивать меня куда-то на военную службу, так как меня должны были по закону скоро призвать в армию. Я был озадачен. Учёба в Училище мне не нравилась. Как-то, проходя по Мясницкой улице, я заметил небольшую вывеску «Художественная студия». Я был крайне застенчив и скромен, однако решился записаться в эту студию и учиться рисовать. Поднявшись на самый верхний этаж, я тихонько открыл дверь, вошёл в большую светлую комнату и… остолбенел. Посреди комнаты сидела в странной, но, как мне казалось, насколько это было возможно, всё же приличной, позе совершенно голая молодая женщина. Вокруг неё сидели совершенно разных возрастов и профессий люди, вооружённые мольбертами и папками, увлечённые работой и, к моему счастью, совершенно не обращавшие на меня никакого внимания. Мне было 17 лет, я никогда не видел голых женщин и поэтому долго стоял совершенно растерянный и раскрасневшийся, пока ко мне не подошёл сам хозяин студии Машков (Машков Илья Иванович (1881-1944) - известный в те годы пейзажист и портретист.), с каштановой бородой и карими глазами в белом халате. Он провёл меня в маленький смежный кабинет, расспросил меня о моих намерениях и предложил завтра же начать работу. Я с громадным увлечением начал работать в студии и чертежи в техучилище стали для меня меркнуть. Машков был очень доволен моими успехами:
– У Вас очень верный и очень точный глаз. Вам обязательно нужно серьёзно заняться своим художественным образованием.
Однако занятиям в студии суждено было длиться всего три месяца. Подошёл срок набора в действующую армию. Нужно было решать - в какой род войск идти. Эта проблема не раз обсуждалась дома на семейном совете.
– Буду гусаром, - говорил я.
– Во-первых, это несовременно, - возражал отец, только что вернувшийся с фронта. - А во-вторых, надо иметь свою лошадь, а это стоит больших денег…
Так моим увлечениям настал конец, кроме, впрочем, одного. По соседству с нашим домом жила интересная девушка: пепельная блондинка, очень развитая, интересная, только что окончившая гимназию. Она постоянно встречалась в поезде мне и моему приятелю, с которым мы вместе ездили в техучилище. Не помню - каким образом, но мы с ней познакомились и постоянно ездили вместе. Затем начали ходить вместе в кино, бывать у неё дома. В один прекрасный день мы с приятелем проводили её до дома, присели с ней возле палисадника на лавочке и стали болтать о том, о сём. Катенька (так её звали), вдруг задумавшись на минуту, с каким-то особым, непонятным для меня в то время, выражением лица, сказала:
– Давайте играть в объяснение в любви!
– Давай! - согласились мы оба.
– Кто первый?
Жребий пал на меня. Приятель должен был на некоторое время скрыться до тех пор, пока его не позовут. Когда он ушёл, я стоял перед Катей, а она сидела на лавочке.
– Вы должны стать на одно колено передо мной, - скомандовала она очень нежно и приветливо взяла меня за руку. Я опустился на колено. Она вдруг обняла мою голову одной рукой и быстро и крепко поцеловала меня в щёку. Я медленно поднялся с совершенно помутневшим рассудком и почему-то прижал обе руки к своей груди. Так же медленно я начал двигаться домой, не чувствуя под собой ног. Я чувствовал только, что случилось что-то совершенно необыкновенное с моей душой. Казалось, ангелы небесные несут меня в рай. Телесно я не существовал. Я был весь охвачен каким-то блаженством души. Мать вскоре заметила метаморфозу в моём душевном состоянии. Она устроила мне скандал, находя мой выбор неподходящим. Тем самым она восстановила меня против себя. Как скоро люди забывают, что с ними, кажется, ещё так недавно случалось то же самое! Я до сих пор не нашёл, да и не искал никаких средств спасения от таких сердечных ран. Да и стоит ли их искать? Хочешь избавиться от искушения - поддайся ему. Наш роман не заходил дальше поцелуев - мы оба были робки, невинны и судьбе было угодно вскоре разлучить нас навеки. Видимо, «разлука уносит любовь»…
