Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
— Ты говоришь — наемные убийцы? — перебил его грек. — Уже по одному этому я узнаю Анатоля Бофора…
— О да! Мне пришлось убедиться, что герцог Бофор не погнушался нанять убийц для устранения своего племянника. Но и этого ему было мало… А надо сказать, что меня постоянно и мучительно тянуло на родину. В конце концов я не выдержал и вернулся. И что же? Вернувшись, я узнал, что герцог Бофор очень жестоко обошелся с моей матерью. Она оказалась пленницей родного брата. Он окружил ее сторожами и шпионами, караулящими каждое ее движение. Этим он рассчитывал не только изолировать ее от общества, но и настолько расстроить ее здоровье, чтобы она преждевременно умерла…
— Теперь я понимаю тебя, Марсель Бофор, понимаю твою клятву отомстить герцогу. Эта клятва еще больше сблизила меня с тобой. Теперь я и в самом деле люблю тебя, друг мой… Я такая же жертва Анатоля Бофора, как и ты. Можешь не продолжать — я угадаю конец твоего рассказа. Боясь твоей мести, герцог приказал схватить тебя и упрятать в Бастилию. Когда я потребовал у него отчета, он поступил со мною точно так же. И я всеми силами души проклинаю этого изверга…
— И ты, Абу Коронос? — воскликнул удивленный Марсель. — И ты, старик, — жертва Бофора?!
— Друг мой, я не останусь в долгу и тоже открою свое прошлое… Сама судьба свела меня с тобой. В нашей неожиданной встрече я вижу перст Божий, — торжественным тоном проговорил грек. — Но рассвет уже близок… Нам надо расстаться. В следующую ночь я расскажу тебе историю моей полной страданий жизни. А сегодня ты только услышишь от меня фразу, с которой я каждый вечер засыпаю и просыпаюсь утром. Эта же фраза будет последним словом в мой смертный час: «Проклятие и позорная смерть тебе, герцог Анатоль Бофор, гнусный убийца моего ребенка!» Эта фраза может служить тебе, Марсель, достаточной мерой моей жгучей ненависти к Анатолю Бофору. Она ясно говорит и о том злодеянии, которое по отношению ко мне совершил этот выродок… Но нам пора расстаться, юный друг мой. Я горячо благодарю небо, пославшее мне встречу с тобой.
Затем грек крепко обнял Марселя, и они расстались. Марсель прополз в свою камеру, отряхнул одежду, и они поспешно вставили камни на место. Потом они улеглись на свои постели. Марсель еще некоторое время слышал, как сосед что‑то бормотал, — вероятно, молился. Затем все смолкло. Оба узника уснули. И тому и другому снился герцог с его сатанинской ухмылкой.
Несколько часов спустя Марселя разбудил шум шагов и голоса. И шаги и голоса приближались к его камере. Звуки гулко разносились в сводчатой галерее. Несомненно, к камере Марселя подходили несколько человек. Тюремщик заходил к нему в камеру, как и всегда, рано утром, когда Марсель еще спал. О том, что он уже был здесь, говорила обычная порция еды и питья на столе.
Что же могло означать повторное посещение узника да еще в неурочное время?
Марсель не ошибся. Нежданные гости шли к нему. Вот в замке заскрипел ключ. Тяжелая дверь распахнулась. В камере был полумрак. Разглядеть, кто там тихо и настойчиво говорит с тюремщиком, Марселю удалось не сразу… Похоже, что женский голос… Такой знакомый голос…
В камеру вошла высокая женщина в черном платье и черной вуали, закрывавшей лицо. Да, это, без сомнения, его мать! Она пришла к нему! Значит — она свободна?..
Тюремщик остался в коридоре и запер дверь за Серафи де Каванак. Она откинула вуаль. Марсель вновь увидел перед собой бледное и благородное лицо матери. Страдания не прошли для нее бесследно — в ее роскошных волосах появились седые пряди.
— Мой Марсель! Ты в этой ужасной темнице! — воскликнула она. — О, мой несчастный мальчик! — Она со стоном протянула к нему свои прекрасные руки.
— Ради Бога, не беспокойся обо мне, дорогая мама! Ты пришла сюда! Ты свободна! И то, что я знаю это, переполняет меня радостью. Скорее расскажи, как тебе удалось освободиться из рук негодяя?
— Мне удалось спастись бегством, Марсель, — ответила Серафи. — Я хочу уйти в монастырь. Но прежде чем навеки отрешиться от мира, мне хотелось в последний раз повидаться с тобой. Нет такой жертвы, на которую бы я не решилась, чтобы освободить тебя из этой ужасной неволи…
— Ради Бога, не приноси никаких жертв, — сказал Марсель как можно мягче и опустился на колени. — Я и сам, с Божьей помощью, добуду себе свободу и отомщу и за тебя и за себя. Я прошу у тебя только материнского благословения. Я твердо верю, что оно оградит меня от многих бедствий.
Растроганная Серафи опустила прекрасную белую руку на голову стоящего на коленях сына.
Но в это время в коридоре вновь послышались шаги и резкие голоса.
Серафи вздрогнула и оцепенела — она вдруг узнала голос герцога Бофора.
В ту же минуту дверь распахнулась, и в камеру вошли герцог, комендант Бастилии и тюремщик Марселя. В коридоре, возле двери, осталось несколько человек из прислуги Бофора.
— Посмотрите, генерал! — со свойственной ему сатанинской усмешкой провозгласил герцог, указывая на бледную и дрожащую от ужаса Серафи. — Мои предчувствия сбылись! Мы быстро и легко поймали беглянку!
— Простите, герцог, но я ничего не знал о посещении Бастилии госпожой де Каванак, — извиняющимся тоном пробормотал комендант.
— Сама судьба благоприятствовала нам, генерал, — с прежней злобной усмешкой продолжал Бофор, поглядывая холодными глазами то на Серафи, то на Марселя. — Чтобы подобных побегов не повторялось, я вынужден усилить охрану. Пусть это жестоко с моей стороны, но что прикажете делать с помешанной женщиной? Психически больные люди нуждаются в постоянном и строгом надзоре…
— Я не нуждаюсь в твоем надзоре! — с отчаянием воскликнула Серафи.
— Пожалуйста, без трагикомедий! — надменно перебил ее герцог. — Твое место там, где ты жила до сих пор!.. Леон! Пьер! — окликнул он своих слуг. — Проводите госпожу де Каванак до ее экипажа… И еще — это печальное недоразумение должно остаться тайной.
Покорные слуги герцога подошли к Серафи.
На прощание молча кивнув сыну, Серафи со страдальческим выражением лица пошла под конвоем слуг к выходу из камеры.
Марсель обреченно смотрел ей вслед. Теперь они оба погибли, оба вынуждены томиться в неволе: он, Марсель, в угрюмой Бастилии, она — во дворце своего брата.
— Не подвергайте меня вашей немилости, господин герцог, — подобострастно бормотал генерал Миренон, обращаясь к Бофору, который в эту минуту был похож на жестокого инквизитора, удовлетворенного пыткой жертвы. — Никто не доложил мне об этом неуместном посещении…
— Забудем об этом, генерал, — милостивым тоном объявил герцог. — Я уже тем доволен, что нам так быстро удалось восстановить порядок и спокойствие… Однако за этим арестантом прикажите наблюдать внимательней…
