Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей
Исчезновение Марии заметили не сразу. Это и понятно: оседлые цыгане в эти дни были охвачены волнением и тревогой.
Весть об опасности принесли детишки, как обычно носившиеся повсюду, зачастую далеко за пределами Трианы. Вечером двадцать первого мая они прибежали испуганные, издали выкрикивая:
– Табор! Табор! Табор!
Цыгане переполошились. Даже их главарь – кузнец Альфонсо, расспрашивая детвору, не мог скрыть волнения. Да, по всему видно, ребятишки говорят правду: в нескольких километрах от Трианы расположился табор.
Кочевники! Злейшие враги оседлых цыган!
Давно, очень давно возникла эта вражда. С годами она не угасала, а ещё больше разгоралась. И дело совсем не в том, что кочевники относились к своим оседлым собратьям как аристократы к плебсу. Главная опасность таилась в другом: кочевники жестоко карали оседлых за измену извечным цыганским традициям. Мстили по-разному: поджигали дома, воровали детей, издевались над теми, кто по неосторожности попадал к ним в руки, зачастую даже убивали.
Было от чего встревожиться трианцам.
В тот вечер окраина, где жили цыгане, словно вымерла. Ни детского крика, ни окриков старших, ни ругани между старыми цыганками, ни звуков гитары, ни песен. Стихли и опустели многоголосые дворы. Жители спрятались за плотно запертыми дверями и ставнями, прихватив с собой всё самое ценное из разбросанного по двору имущества. Пустота, воцарившаяся тут, ещё больше подчёркивала тишину, в которую погрузилась окраина. Лишь в самом отдалённом конце предместья, где главная улица переходила в степную дорогу, слышались приглушённые голоса. Там собралось всё мужское население, вооружённое топорами, ножами, а то и просто кольями.
В напряжённом ожидании прошёл день, другой. А на третий высланная разведка донесла:
– Табор снялся и уехал!
Реакция была бурной: такого взрыва веселья не помнили даже самые старые цыгане.
Когда начались танцы, старый Альфонсо позвал:
– Мария! Где ты? Покажи, как умеют танцевать трианские девушки!
Но Мария не откликнулась. Её не нашли. Как ни искали. Каждый из присутствующих старался припомнить, где и когда видел девочку. Это было не так уж легко, учитывая панику, охватившую население предместья в последние дни.
– Я помню, последний раз она разговаривала с сеньором и красивой белокурой сеньорой, – вспомнил кто-то из женщин.
– Тоже сказала! После этого я варила баранью похлёбку и Мария обедала с нами.
– А я видел её в тот день, когда детвора рассказала о таборе. Помнишь, Альфонсо, ты ещё накричал на Марию за то, что она вмешалась в разговор – всё допытывалась, где этот табор?
Поспорив ещё немного, о девочке забыли. Хотя исчезновение «Приблудной» немного и опечалило присутствующих, но празднество продолжалось. Слишком большой и всеобъемлющей была радость А тем временем Мария переживала большое горе.
«Почему наши так испугались? – спрашивала себя девочка. – Те ведь тоже цыгане… Интересно, каков он, этот табор?»
Непреодолимое любопытство влекло Марию всё разузнать самой. Девочка не привыкла предупреждать кого-либо о своих прогулках, а тут ещё интуитивно чуяла, что переступает какую-то запретную грань. Поэтому тайно, ночью, обойдя окраину, где дежурили мужчины, она побрела вдоль берега на север – в направлении, указанном цыганятами.
Ещё не рассвело, когда Мария приблизилась к табору. Утренняя мгла окутывала шатры и кибитки. Девочка решила подождать, пока таинственные кочевники проснутся. Она села на прибрежный камень, крепко обхватив руками колени, – утро было на редкость холодным.
Первой Марию увидела старая цыганка. Заспанная, растрёпанная, она, зевая, вышла из шатра. Марию так рассмешил её вид, что девочка громко прыснула.
Старуха что-то крикнула, и табор мигом проснулся. Все, от мала до велика, высыпали из шатров и кибиток. Дети ринулись было вперёд, но старый цыган сердито прикрикнул на них, и они рассыпались во все стороны, как горох.
Мария поднялась. Но не успела она двинуться в сторону табора, как у его обитателей вырвался крик возмущения. Никто не помнил случая, чтобы кто-либо из этих предателей – оседлых – добровольно пришёл в табор кочевников. Навстречу девочке полетели камни, палки, кружки – всё, что было под рукой.
Седобородый снова что-то крикнул толпе и сам пошёл навстречу непрошеной гостье.
Пощёлкивая кнутом, он подошёл к Марии и остановился в трех шагах от неё.
– Откуда ты? – сурово спросил старик, внимательно разглядывая цветистый и пышный наряд девочки.
Несколько дней назад Мария стащила в каком-то дворе развешенные для просушки цветные скатерти и сшила себе такую широкую и пёструю юбку, что ей завидовали все трианские модницы. Из двух разноцветных платков вышла красивая кофточка, она туго облегала тонкую девичью талию и оголяла до локтя загорелые, словно точёные руки.
– Ты откуда? – повторил старый цыган.
– Из Трианы.
– Зачем пришла?
– Поглядеть.
Будь Мария благоразумнее – ведь старик готов был испепелить её взглядом, – она бы повернулась и кинулась бежать со всех ног. Но девочка привыкла везде чувствовать себя своей.
Мария не закончила фразу. Длинный кнут вожака племени змеёй обвился вокруг груди и спины Марии. Старик знал: бить кнутом по широкой юбке – это значит только выбивать из неё пыль.
Этот удар послужил сигналом для цыган, которые, затаив дыхание, прислушивались к разговору между стариком и девушкой.
Толпа ринулась вперёд. Непрошеную гостью били все. Били чем попало и куда попало. Сперва Мария защищалась, но скоро её сбили с ног. Закрыв лицо руками, она лежала на земле и кричала. Сначала надсадно, но постепенно вопли её становились всё тише, тише, а потом и вовсе прекратились.
– Прочь! – крикнул старый цыган.
Первым ударив Марию, он отошёл в сторону и только наблюдал за расправой над дерзкой пришелицей. Теперь он, очевидно, решил, что нарушительница обычаев достаточно наказана.
Старик боялся убийства. Тогда непременно вмешается полиция и ему, как атаману, придётся отвечать за весь табор.
Как ни была наэлектризована толпа, но грозное «прочь» подействовало.
Теперь все стояли полукругом, а в центре лежала Мария. Она не двигалась, даже не стонала.
– Воды! – приказал старик, внимательно присматриваясь, не пошевельнётся ли девочка. Но та, как и прежде, не подавала никаких признаков жизни.
Старику не пришлось повторять приказание. Несколько вёдер воды стояли у его ног. Он взял ближайшее и сапогом перевернул тело избитой так, что Мария теперь лежала навзничь. Атаман медленно лил воду на голову и грудь потерявшей сознание девочки.
