Станислав Пономарев - Гроза над Русью
Труп ранее очень удачливого арабского военачальника хазары забальзамировали, посадили в огромный глиняный кувшин и более ста лет возили с собой в походы, веруя, что непогребенный дух врага-героя помогает им одерживать победы.
Хазран-тархан понял, что руссы хотят теперь и с ним проделать то же самое. Лестно конечно, что тебя так высоко ценят, но ведь тогда он, бек хазарский, помимо своей воли станет помогать врагу.
— Ты не сделаешь этого, каган Святосляб, — прерывающимся голосом заговорил доселе упорно молчавший Хазран-тархан. — Я мусульманин и Аллах не... — он запнулся, поняв, что говорит что-то не то.
Воевода Асмуд с усмешкой пояснил ему:
— Рахман был еще большим исмаильтянином, чем ты, и бог ваш, аллах, отвернулся от него. Нам нужна победа, а...
Глаза хазарского военачальника безумно блуждали по лицу русского воеводы. Потом они все же обрели осмысленность. Хазран-тархан обернулся, как бы ища поддержки у неведомого защитника, потом простер руки к Святославу и с дрожью в голосе сказал по-русски:
— Честь воина и мусульманина взывает к твоей княжецкой чести, каган Святосляб! Прикажи зарубить меня мечом, брось под топор палача или пусть пронзят меня десятком стрел. Дай мне смерть от сабли воина, но предай земле прах мой, как велит шариат[49]!
— Не честию пришел ты к нам, князь козарский. А крадучись, ако тать[50] в нощи. Отчего ж ты чести просишь? — сурово молвил Асмуд. — Мы честию встречаем гостей званных, а с незванными поступаем, как нам выгодно. Вражеский князь — добрая и угодная Перуну жертва. Это лучше, чем тьма[51] простых воев. Нам нужна победа! — повторил витязь. А кто поможет добыть ее, кроме Перуна што будет нести неупокоенный дух твой впереди наших дружин на страх ворогу и Святой Руси во благо?
— За твое обещание похоронить меня с честью, я помогу тебе, каган Святосляб.
— Сказывай, — остро глянул на пленника Асмуд. — Поглядим, будет ли весть твоя стоить жертвы богу разящему. Эй, отроки, повремените с волхвом!
— У стен Куявы стоят полоцкие купцы, — медленно заговорил тархан. — Во время осады, по сигналу наших беков, они ночью откроют ворота на поле Богатуров, где должны будут соединиться наши и печенежские тумены.
— На Войново поле еще взойти надобно, даже через открытые ворота, — равнодушно обронил Асмуд. — Что еще поведаешь нам?
Воевода не удивился услышанному. Коварство всегда было неотъемлемой частью ратной науки и ценилось наравне с доблестью...
— Здесь, под Куявой, стоят две ладьи с варангами. Но товаров у них нет, — не удержался от ухмылки тархан. — Только каган-беки У рак не успс еще договориться с беком варангов Олугардом. То ли в цене че сошлись то ли варанги тебя страшатся, потому что их мало. Этого я не знаю.
— Какая сила на нас идет? — спросил Асмуд. — Верно ли гонец сказывал?
— Верно. Четыре, тумена идет на Урусию от Хазарии. Три сюда, на Куяву, а один поворотил на Чурнагив. На совете у кагана-беки ромейский тудун[52] Калокир из Хурсана звал всеми силами ударить на Чурнагив, потом на Лубеч и захватить землю Деревуш с городом Курастан. К этому времени лесные люди должны перебить твоих тудунов, каган Святосляб, и помочь нам. И уже от земли Деревуш тумены кагана-беки повернули бы на Куяву. А той порой печенежские кони прилетели бы со стороны степей, и Куява оказалась бы зажата, как ячменное зерно среди жерновов... Но тумен-тарханы не согласились. Они боятся, что печенеги захватят караваны купцов, разорят Куяву и ничего нам не оставят. Число грязных кяфиров подобно песку в пустыне, а коварство их известно.
— Корысть невмочь, припевка не в лад, — рассмеялся Асмуд — Один тянет за нос, другой за корму, а в лодии не сидеть никому! Хакан Урак мыслями Александр Греческий, а делами прислужник купеческий! Встретил бы его там, в земле Древлянской у Искоростеня, Свенельд с дружиной могутов — куда голова, куда хвост! И бежать некуда! И оказались бы козары сами промеж двух жерновов. Счастье Ураково, что послушался своих воевод, а не хитрого грека Калокира. Да и счастье ли это ему, коли к нам идет?
— Мыслями и делами кагана-беки Непобедимого управляет сам Аллах Всевидящий и Всемогущий! — гордо выпрямился Хазран-тархан и, повернувшись к великому князю Киевскому, сказал: — Я ничего не утаил, каган Святосляб! Оцени сказанное мной и дай мне хорошую смерть, которая на черных крыльях перенесет меня к престолу Аллаха Всемилостивейшего и Справедливого! Ты не можешь отказать мне в почетной смерти, каган Урусии!
— Разве не желаешь ты выкупить златом жизнь свою и свободу! — спросил Асмуд.
— Нет! Попав в полон, я опозорил доблестное братство ал-арсиев, к которому принадлежу. Ценой же предательства я покупал себе почетную смерть, а не позорную жизнь!
— Быть по сему! — воскликнул Святослав и резко поднялся с трона. — Слава доблести твоей, хан Казаран! Ты заслужил почетную смерть! И похоронен будешь по обычаю веры твоей! Гриди посекут тебя стрелами!
— Ты велик и справедлив, каган Святосляб! — гордо выпрямился хазарский военачальник.
Когда стражники вывели храброго Хазран-тархана, Святослав сказал:
— Хитер ты, дядька Асмуд, ако бог купецкий Велес! Яз мыслил князя козарского и пронять не можно. Смерти не страшится, сам просит. Ан есть кое-что пожутче смерти. Срам и предательство страшнее! Весть о смерти почетной тархан принял достойно. Исполать ему! — Потом добавил сурово и веско: — Ну, то во благо нам!
Глава вторая
На стенах Переяслава
Хазары остервенело лезли на крепостные стены. Защитники города мечами и секирами рубили кольца волосяных арканов, захлестнувших концы заборала. Степняки скатывались вниз, сшибая по пути штурмующих. На хазар градом обрушивались камни, комья сухой глины, бревна, усаженные дубовыми шипами. Трещали лестницы и кости раздавленных людей, лязгали мечи о брони. Гул битвы то и дело заглушался звериным воем попавших под потоки кипящей смолы кочевников. Несчастные падали с пятисаженной высоты на крутой вал-откос, скатывались по нему, напарывались по пути на острые колья, тонули в затхлой воде крепостного рва.
Натиск атакующих становился все более неистовым. Гибель товарищей, дурманящий запах крови, жажда мщения толкали их вперед. Кое-где степняки сумели взобраться на стены и схватиться с руссами в рукопашную. Звон мечей, визг кочевников и глухое хаканье русских ратников, точно попадавших тяжелыми секирами по щитам и телам нападавших, слились воедино.
Казалось, два тысячеголовых чудовища переплелись в смертельной схватке.
