Бернард Корнуэлл - Последнее королевство. Бледный всадник (сборник)
– Я был в Синуите, – негромко проговорил он.
– Я тоже, – отозвался я, – хотя кое-кто и пытается убедить всех в обратном.
– Я знаю, что ты там был, – сказал он.
– Да неужели? – спросил я издевательски.
Он не обратил внимания на мою грубость. Шериф отнесся ко мне с сочувствием, однако я был слишком горд, чтобы это оценить.
– Олдермен послал людей, чтобы завладеть твоим поместьем, как только закончится суд, – предупредил он.
Кто-то за моей спиной в ужасе охнул, и я понял, что в большой зал вошла Милдрит. Харальд поклонился ей.
– Наш дом отберут? – спросила Милдрит.
– Если долг не будет уплачен, землю отдадут церкви, – ответил Харальд.
Он уставился на свежесрубленные стропила, будто гадая, зачем я построил дом, если над поместьем нависла угроза превратиться в собственность монастыря.
Милдрит подошла и встала рядом со мной. Ее явно расстроило то, что шериф привез вызов в суд, но она изо всех сил старалась держать себя в руках.
– Примите мои соболезнования по поводу кончины вашей супруги, – сказала она Харальду.
Его лицо исказило страдание, он перекрестился.
– Бедняжка долго болела, моя госпожа. Думаю, Господь явил милость, призвав ее к Себе.
Я не знал, что шериф вдовец, но меня это и не слишком интересовало.
– Она была хорошей женщиной, – сказала Милдрит.
– Это верно, – кивнул Харальд.
– Я молюсь за упокой ее души.
– Благодарю вас, – проговорил шериф.
– Я молюсь и за здравие Одды Старшего, – продолжала Милдрит.
– Слава богу, он жив. – Харальд снова перекрестился. – Но Одда слаб и очень страдает. – Шериф прикоснулся к своей голове, чтобы показать, куда именно ранили Одду Старшего.
– Итак, кто же будет судьей? – резко спросил я, вклинившись в их разговор.
– Епископ, – ответил Харальд.
– Не олдермен?
– Олдермен в Сиппанхамме.
Милдрит настояла на том, что Харальда и его людей надо накормить и напоить элем. Моя жена и шериф долго беседовали, делясь семейными новостями и новостями о соседях. Они оба были уроженцами Дефнаскира, а я – нет, поэтому почти не знал людей, о которых они говорили, однако мигом навострил уши, когда Харальд упомянул, что Одда Младший женится на девушке из Мерсии.
– Его невеста здесь в ссылке вместе со своей семьей, – пояснил он.
– Она хорошего происхождения? – спросила Милдрит.
– Очень хорошего, – кивнул Харальд.
– Желаю им большого счастья, – явно искренне произнесла Милдрит.
Она и сама была счастлива в тот день, оттаяв душой в компании Харальда, хотя после его отъезда стала бранить меня за грубость.
– Харальд – хороший человек, – настойчиво говорила она. – Добрый. Он мог бы дать тебе толковый совет. Он мог бы помочь тебе!
Я не обратил внимания на ее слова, но два дня спустя отправился в Эксанкестер вместе с Исеулт и всеми своими людьми. Считая Хэстена, у меня было теперь восемнадцать воинов – и я вооружил всех, дал им щиты и кожаные плащи и провел через ярмарку, которую традиционно устраивали во время заседаний суда.
Чего только не было на этой самой ярмарке: жонглеры и акробаты на ходулях, фокусники, глотавшие огонь, и танцующие медведи, певцы и арфисты, рассказчики историй и нищие, овцы и козы, крупный скот, свиньи, гуси, утки и куры. Там продавались отличные сыры, копченая рыба, свиное сало, горшки с медом, целые подносы яблок и корзины персиков.
Исеулт, которая никогда раньше не бывала в Эксанкестере, удивлялась, насколько велик этот город, и как в нем кипит жизнь, и как близко друг к другу стоят дома. А я видел, что люди крестятся при виде ее, потому что все слышали, что в Окстоне держат королеву-тень, и знали: она чужестранка и язычница.
Нищие толпились у ворот епископа. Там были калека с ребенком и множество мужчин, изувеченных на войне. Я бросил им несколько пенни, а потом, пригнувшись, въехал под аркой во двор кафедрального собора, где ждала решения своей судьбы дюжина закованных в цепи преступников.
Несколько молодых монашенок, явно нервничавших при виде закованных в цепи людей, заплетали косы, а вокруг трех костров собралось много вооруженных мужчин. Они подозрительно посмотрели на моих приверженцев. Молодой священник, размахивая руками, поспешил ко мне через лужи.
– На территорию собора нельзя приносить оружие! – сурово сказал он.
– Но у них ведь есть оружие, – кивнул я на тех, что грелись у костров.
– Это люди шерифа…
– Тогда чем скорее с моим делом будет покончено, тем скорее оружие покинет территорию собора.
Он встревоженно поглядел на меня.
– С каким делом?
– С тем, которым занимается епископ.
– Епископ на молитве, – неодобрительно сказал священник, как будто мне полагалось это знать. – И он не может принимать каждого, кто является сюда. Ты можешь поговорить со мной…
Я улыбнулся и слегка возвысил голос:
– В Сиппанхамме, два года назад, твой епископ водил дружбу с некоей Энфлэд. У нее были рыжие волосы, и она торговала в таверне «Коростель». А знаешь, чем именно она торговала? Собой…
Священник снова замахал руками, пытаясь заставить меня говорить тише.
– Мне тоже доводилось пользоваться услугами Энфлэд, – продолжал я, – и она рассказывала мне про епископа. Она говорила, что…
Монашенки перестали заниматься своими прическами и принялись прислушиваться, но священник прервал меня, почти закричав:
– Возможно, у епископа найдется свободная минутка!..
– Тогда скажи ему, что я здесь, – любезно проговорил я.
– Если не ошибаюсь, ты Утред из Окстона? – спросил он.
– Ошибаешься, – ответил я. – Я лорд Утред из Беббанбурга. Понял?
– Да, мой лорд.
– В определенных кругах, впрочем, известный как Утредэрве, – озорно добавил я. – Утред Нечестивый.
– Да, мой лорд, – повторил священник и поспешил прочь.
Епископа звали Алевольд, и он вообще-то был епископом Кридиантонским, но это место считалось не таким безопасным, как Эксанкестер, поэтому много лет епископы Кридиантонские жили в более крупном городе (что, учитывая появление Гутрума, было не самым мудрым решением).
Датчане под предводительством Гутрума разграбили собор и дом епископа; дом этот еще не успели восстановить, и я нашел Алевольда за столом, который выглядел так, будто принадлежал мяснику – его тяжелая крышка вся была изрезана ножом и заляпана кровью.
Епископ возмущенно посмотрел на меня.
– Тебе не следует тут находиться! – сказал он.
– Почему?
– Твое дело завтра рассмотрит суд…
– Завтра ты будешь заседать в качестве судьи, – сказал я. – А сегодня ты епископ.
Он кивнул, признавая справедливость моих слов.
Этот пожилой человек с тяжелым подбородком славился в округе как суровый судья. Когда датчане появились в Эксанкестере, он находился вместе с Альфредом в Скиребурнане, поэтому и остался в живых. Как все епископы в Уэссексе, он был неистовым приверженцем короля. Я не сомневался, что неприязнь ко мне Альфреда известна Алевольду, а стало быть, я не мог ожидать особого милосердия от завтрашнего суда.
