Мишель Зевако - Кровное дело шевалье
Алису затрясло.
— Это конец, — пробормотала несчастная фрейлина.
— Мне кажется, вы меня не поняли! — вскричал Пардальян. — Граф хочет, чтобы королева благословила ваш брак… Я считал, что вас порадует эта весть!
— Да, разумеется, — прошептала Алиса. — Я очень счастлива… Но мне дурно… Я умираю…
И Алиса де Люс, лишившись чувств, рухнула на пол. Шевалье пришел в ужас; сострадание и недоверие раздирали его душу на части.
— Этого еще не хватало! — воскликнул он. — Мадам, очнитесь же, мадам! Да она потеряла сознание… Эй, кто-нибудь, помогите!
Лаура немедленно примчалась в гостиную; впрочем, старуха все уже знала, поскольку, как обычно, подслушивала под дверью.
— Не волнуйтесь, сударь, это пустяки. У моей племянницы бывают такие недомогания, — произнесла служанка с загадочной улыбкой.
Она смочила виски красавицы уксусом и влила ей в рот несколько капель какой-то настойки.
— Мадемуазель де Люс — ваша племянница? — осведомился Жан.
— Да, сударь. Ну вот, она уже приходит в себя. Ну как ты, милая моя? Видимо, это сердце!..
Алиса подняла веки. Ее взгляд остановился на шевалье.
— Нет, сердце тут ни при чем… — промолвила она, призвав на помощь все свое мужество.
— А, ты потеряла сознание от радости? — продолжала жестокая Лаура.
— Да… конечно… от радости, — пролепетала Алиса и печально вздохнула.
Но скоро она взяла себя в руки, и к ней вернулась ее обычная невозмутимость. Выдержка этой женщины была просто невероятной! Шевалье начал было прощаться, однако Алиса не отпустила его и выудила из Жана все известные ему подробности свидания Деодата с Екатериной Медичи.
Наконец юноша откланялся. Он покинул домик Алисы, изнывая от любопытства и тревоги. У него не осталось никаких сомнений: здесь пахнет интригами и тайнами!
Пролетело несколько дней, и шевалье решил снова проведать Алису де Люс. Но зеленая калитка была на запоре, а особнячок выглядел покинутым. Жан поговорил с соседями, однако те ничего не могли сообщить ему.
Взволнованный и огорченный юноша сутками рыскал по Парижу. Однажды, попав на другой берег Сены, он слонялся вокруг университета и случайно оказался на безлюдной улочке на холме Святой Женевьевы. Здесь Жан увидел монастырь кармелитов. К стенам обители жались домики горожан; задние двери этих строений вели прямо в монастырский сад. Тут же располагалось множество лавчонок, хозяева которых продавали церковную утварь.
В одной из таких лавок изготовляли искусственные цветы для украшения алтарей в храмах. Погода стояла замечательная, и мастерицы трудились прямо на улице, у порога лавочки. Две женщины и молоденькая девушка колдовали над бумажными цветами. Недалеко от них устроился маленький мальчик, тоже делавший букетик.
Пардальян замедлил шаг и принялся разглядывать ребенка. Бледненький, худенький малыш невольно привлекал к себе внимание: глаза его были живыми и умными — даже слишком умными для его возраста. Они, словно звездочки, светились на грустном личике. Мальчуган с головой ушел в работу. Время от времени, зажав цветок в вытянутой руке, он внимательно изучал его, а затем что-то исправлял и улучшал. Похоже, мальчик обладал душой истинного художника.
Это было видно по его огромным, выразительным глазам, по мягким, изящным движениям; кроме того, работа малыша выглядела необычно.
— Осторожней, Клеман, — сказала ему одна из девушек, — а то уколешь пальчик, как вчера…
Люди, трудившиеся на пороге лавчонки, смотрели на мальчика со снисходительной жалостью. Добрые ремесленники изготовляли аляповатые золотые листья и цветы, привычно придавая своим изделиям одну и ту же форму. Мальчик же старался следовать природе. Он взял сухие, колючие ветки боярышника и попытался оживить их, прикрепив к ним крохотные листики и нежные цветочки, которые выглядели точь-в-точь как настоящие.
Пардальян, сам не понимая почему, заинтересовался ребенком и его творениями.
— Чем ты занимаешься, кроха? — склонился Жан к малышу. — Трудишься?
— Нет, забавляюсь. Я еще не умею трудиться.
— А у тебя здорово выходит! — ласково улыбнулся шевалье.
Это растопило ледок недоверия. Пардальян опустился на корточки рядом с мальчиком и залюбовался им. Ребенок, и правда, забавлялся, выпрямляя проволочки и прикрепляя к ним цветы.
— Я делаю веточки боярышника, — объяснил малыш.
— А зачем они тебе?
— Для моего садика.
— А где твой садик?
— Там, в обители, возле часовни.
— И ты отнесешь туда боярышник? — добродушно рассмеялся Пардальян.
— Он будет вместо забора.
— Да ты бы лучше вырастил настоящий. Кстати, в это время года боярышник не цветет.
— А мой боярышник будет цвести всегда…
— Очень красивая веточка.
— Да? Вы так считаете? — просиял ребенок, услышав похвалу шевалье. — Я Клеман… и знаете что?..
— Что?
— У меня нет мамы… Сказать вам, почему?
— Скажи, — проговорил дрогнувшим голосом юноша.
— Мой наставник мне все объяснил. Раз у меня нет мамы, значит, она умерла. А мертвых закапывают в землю. Вот и моя матушка лежит в земле, на кладбище Невинных Младенцев. Когда мой боярышник станет большим, я отнесу его из садика на матушкину могилу. Матушке это понравится, верно?!
— Даже не сомневайся! Ей будет очень приятно.
— Клеман, тебе пора возвращаться в монастырь, — напомнила одна из девушек.
Мальчик покачал головой и опять погрузился в работу. Он случайно уколол пальчик острым шипом, и красная капелька крови упала на белый цветок боярышника.
— Поранился? Больно? — спросил шевалье.
— Нет, мне не больно, я привык, — серьезно ответил мальчуган. — Ветки такие колючие, вон у меня цветочки получились не белые, а розовые. Но ничего, это для мамы…
Малыш опять погрузился в работу, и шевалье не рискнул докучать Клеману пустыми разговорами.
Пардальян поднялся и хотел отправиться дальше. В это время начал бить монастырский колокол, и шевалье увидел, как высокий монах с бледным изможденным лицом подошел к ребенку, взял его за руку и увел в обитель.
— Жак, дитя мое, нужно возвращаться, — говорил инок малышу, проходя мимо шевалье.
«Похоже, у моего маленького приятеля два имени. Его называют и Жаком, и Клеманом[9]», — подумал Пардальян.
XLIV
ПОГРЕБА ДВОРЦА MEM
Но покинем на некоторое время Пардальяна-младшего и посмотрим, что поделывает Пардальян-старший. Куда он запропастился? Почему ни разу не навестил сына?
Может, он последовал за маршалом де Данвилем в провинцию? Напрасно шевалье ломал голову над этими вопросами — он так ничего и не выяснил. Наша же задача — поведать читателю обо всем, что случилось с Пардальяном-старшим, ибо преимущество автора состоит в том, что он в отличие от своих героев поистине вездесущ.
