Виктор Поротников - Три побоища – от Калки до Куликовской битвы (сборник)
Беседа Захария Тютчева с боярином Тупиком происходила в шатре, где кроме них находился еще Ропша, являвшийся боярским стремянным. Тупик дорожил Ропшей, так как тот хорошо знал все татарские диалекты, на которых разговаривают в Золотой Орде. Лучше Ропши никто в отряде Тупика по-татарски изъясняться не мог.
– Велел мне Дмитрий Иванович передать поручение и тебе, боярин, – продолжил Захарий Тютчев, обращаясь к Тупику. – Молодцам твоим надлежит сблизиться с головным татарским туменом и захватить пленника познатнее. Князьям нашим нужно знать наверняка, каким путем намерен двигаться Мамай к Оке и где он собирается соединиться с войском Ягайлы. Сам понимаешь, боярин, от этого зависит очень многое.
– Сделаю, Захарий, – кивнул лобастой головой Тупик. – Где стоит головной татарский тумен, нам уже ведомо.
– На рожон не лезь, боярин, – сказал Захарий. – Ты отныне – глаза и уши всей русской рати.
– Много ли полков собрали? – оживился Тупик. – Где они стоят?
– Основная наша рать стоит под Коломной, там ныне около сорока тыщ ратников собралось, – ответил Захарий, попивая из чаши яблочную сыту. – Также полки стоят под Москвой. Близ Вереи расположилось войско Владимира Андреевича. На соединение с ним идут братья Ольгердовичи из Пскова и Переяславля-Залесского. Еще должны подойти полки из Брянска, Стародуба, Оболенска и Городца Мещерского… Великую силищу собирает Дмитрий Иванович!
– Стало быть, скоро схлестнутся русские полки с татарскими лоб в лоб! – радостно воскликнул Василий Тупик. – Жаль, отец мой не дожил до сей благословенной поры!
Захарий Тютчев и его люди недолго пробыли в укромном становище боярина Тупика, спеша в путь.
Василий Тупик отрядил на вылазку за татарским пленником своих самых опытных воинов. Тремя группами, по десять всадников в каждой, эти дозорные ушли в степную даль, едва пошел на убыль полуденный зной.
Вечером, придя из дозора, Ропша долго не мог уснуть, то и дело вставал с постели, пил воду из походной фляги, рылся в своей переметной суме. Наконец, эта возня рассердила Василия Тупика.
– Ну, чего тебе не спится! – раздался его сонный голос в темноте шатра. – Не устал ты, что ли? Утром ведь подниму тебя чуть свет!
– В голове у меня не укладывается, боярин, – с неким внутренним волнением произнес Ропша. – Дмитрий Иванович вознамерился остановить орду татарскую в открытом поле. Неужто он в силах на равных тягаться с Мамаем?
– Ты же слышал, что Захарий Тютчев говорил о множестве полков русских, – промолвил Василий Тупик, подавляя зевок. – Коль князья наши все стоят заодно, то рать их единую ни один ворог не одолеет! Ложись спать.
Ропша улегся на свою лежанку из сухой травы, закинув руки за голову. Сон по-прежнему не шел к нему, поэтому он вновь спросил:
– А ежели Ягайло раньше Мамая к Оке выйдет, что тогда?
Василий Тупик не ответил ему, его сморил крепкий сон.
Боярину Василию Тупику было двадцать восемь лет. Он был на год моложе Великого московского князя, с которым вместе вырос и возмужал. Иван Красный, отец князя Дмитрия, до своего вокняжения в Москве держал свой стол княжеский в Звенигороде, откуда родом была вся родня Василия Тупика по мужской линии. Когда Дмитрий Иванович стал Великим князем, то среди его приближенных оказался и дружок по отроческим играм Васька Тупик.
В ожидании возвращения воинов, ушедших на поимку пленника, прошло четыре дня.
Удальцы вернулись не с пустыми руками, привезли ордынского военачальника, который, как выяснилось, командовал тысячей всадников в головном татарском тумене.
Ропша как глянул на пленника, так и обомлел от изумления. Перед ним стоял со связанными за спиной руками его бывший мучитель Туган-бей.
– Что, хозяин, довелось-таки нам опять свидеться! – насмешливо обратился Ропша к имовитому татарину. Он говорил по-татарски. – Извини, сбежал я от тебя и даже не попрощался. А ты, поди, искал меня по всему Сараю?! Поди, лупил плетью своих нукеров, кои прозевали мой побег? Помню, и меня ты плетью хлестал за малейшую провинность. У меня теперь вся спина в шрамах.
Туган-бей заулыбался виновато, опасливо озираясь на стоящих вокруг него русичей в кожаных рубахах и легких кольчугах.
– Да что ты, Ропша! Что ты! – проговорил он. – Я об этом уже и забыл! Я зла на тебя никогда не держал.
– Ты забыл, а я не забыл, – угрожающе произнес Ропша, доставая плеть из-за голенища сапога.
С пленника сорвали кафтан и нижнюю рубаху, привязав его к тонкой сосне руками вперед.
Василий Тупик задавал Туган-бею вопросы. Если тот упрямился и не желал отвечать, Ропша изо всей силы хлестал его плетью по обнаженной спине. Туган-бей мужественно терпел боль, но, когда Ропша стал сыпать соль на его кровоточащие рубцы, знатный ордынец не выдержал пытки и рассказал все, что знал о намерениях Мамая.
– Промойте ему раны и перевяжите покрепче, – Василий Тупик кивнул на пленника своим воинам. – Надо будет доставить этого гуся пред очи Великого князя. Доставить непременно живым! Этот басурманин многое может поведать.
Затем Василий Тупик подозвал к себе Ропшу.
– Ты долго спину гнул на этого плюгавого ордынца, но сегодня расквитался с ним за его жестокость, – с усмешкой заметил боярин, многозначительно выгнув густую бровь. – Так и Дмитрий Иванович желает расквитаться с Мамаем за все беды, причиненные Ордой земле Русской. Не вечно же Руси под татарским игом стонать!
Глава пятая
В стане Мамая
В первые дни своего пребывания в военном татарском стане Настасья удивлялась не количеству увиденных ею воинов, а множеству повозок, больших и маленьких, в которых ехали сотни слуг и женщин, на плечи которых и ложилась главная обязанность по разбивке лагеря во время кратких и долгих привалов в степи. Этот пестрый город на колесах разрастался по мере вливания в Мамаеву орду все новых отрядов, которые шли и шли со стороны Сарая, от Дона и от Северского Донца.
Во время переходов по степи конное и пешее войско Мамая двигалось далеко впереди. Все, кто находился в обозе, знали, что полчища Мамая где-то поблизости, но никто не видел этих войск воочию. Подле обоза постоянно пребывали небольшие отряды конников, которые оберегали это скопище вьючных животных и повозок, как овчарки охраняют отару овец.
Первоначально ставка Мамая была близ волжской луки, потом она переместилась к городу Бездеж, что на правом волжском берегу, затем Мамай увел свое войско к городку Увек. Когда полчища и обозы Мамая передвигались по степи, то со стороны это могло показаться переселением кочевых племен.
Сужан целыми днями пропадал где-то, Настасья видела его только ночью. Сужан приходил усталый, но довольный. Войну он любил и мечтал стать в будущем великим военачальником. Рано утром Настасья еще спала, а Сужан уже исчезал, спеша в свой кипчакский тумен, в составе которого находился конный отряд из рода Эльбули.
