Томас Костейн - Черная роза
К сожалению, Мариам вскоре поняла, что опять ошиблась. Она останавливала прохожих своим обычным вопросом «Лондон?», и все показывали на север. Люди так широко разводили руками, что не оставалось сомнений, что расстояние отсюда до Лондона — огромно. Чтобы попасть в Лондон, они должны были отправиться в путь по суше. Мариам помнила, как им пришлось туго, когда в ослепляющей жаре они добирались от Адена до Александрии, и у нее защемило от ужаса сердце. Достанет ли у нее сил пережить еще одно путешествие?
Она наняла две комнаты в гостинице, расположенной между портами Ла-Туретт и Каррерия. Марсель был центром, паломничества на Восток. В гостинице жило много загорелых, заросшими бородами паломников, возвращавшихся домой. Были там и новички, желавшие отправиться в Святую Землю. Хозяин гостиницы, крохотный человечек, был уверен, что он, Пьер Маркус, наместник Небесного Отца и должен заботиться об этих фанатиках-путешественниках. Он старался их всех записать, после чего люди получали специальные карточки, согласно которым им предоставлялось место на палубах кораблей, и это место стоило не слишком дорого. Хозяин также следил, чтобы с возвращавшихся домой паломников не брали чересчур много денег за крепкие сандалии, необходимые им для пеших переходов. К тому же защищал людей от спекулянтов, пытавшихся отобрать у паломников реликвии и другие ценные вещи, которые они везли.
Пьер Маркус бросил всего лишь один взгляд на троих усталых странников и сразу понял, что ему их послало само Провидение. Прежде всего он решил выяснить, на каком языке с ними общаться. Он перепробовал несколько языков и наконец обратился к купцу, который довольно бегло изъяснялся по-гречески. Купец выслушал рассказ Мариам и скептически покачал головой:
— Лондон далеко к северу отсюда. Но сам город не из приятных, и мадам он не понравится.
— Но там мой муж, — возразила Мариам.
Теперь, когда они покинули Восток, Мариам рассталась с повязкой на лице. Купец внимательно посмотрел на ее исхудавшее личико с огромными синими глазами.
— Вам будет нетрудно найти себе мужа здесь. Мадам может отыскать себе щедрого покровителя, и ей не придется отправляться в этот негостеприимный и нездоровый Лондон.
Мариам не обратила никакого внимания на его замечание.
— Мне встречались многие английские мужчины, — продолжал купец. — Должен сказать, что они плохие мужья, и вообще для хрупкой мадам эта страна не очень подойдет для постоянного проживания.
— У меня маленький сын, который еще не видел своего отца, и я должна добраться до Лондона, пока у меня еще остались силы!
Купец потерял к ней интерес и сказал Пьеру Маркусу, что тощая женщина просто сумасшедшая и поэтому настаивает на том, чтобы отправиться в Лондон. Он не может понять в чем тут дело, но так оно и есть.
Пьер кивнул: ему все было ясно.
— Это, видимо, хорошая женщина, а такие вам не нравятся, уважаемый торговец кожей. Я должен помочь ей отправиться на север с первой партией, идущей туда.
Но этому не суждено было сбыться, потому что на судне Мариам заразилась лихорадкой, и некоторое время всем казалось, что она будет вынуждена пуститься в более долгое путешествие. То самое, о котором люди мало что знали, даже если были истинно верующими. Мариам повезло, что она попала в руки честного человека. Уважаемый Пьер Маркус постарался, чтобы за ней хорошо ухаживали, хотя не надеялся, что она сможет с ним за это расплатиться.
2Мариам тяжело переносила болезнь. В бреду ей представлялись бесконечные три года странствий. Она вновь переживала те трудные дни в Эмбойне, где родился ее сын. Когда они пребыли в порт, где торговали пряностями, их приветствовали удивительные ароматы, и впоследствии эти запахи у нее всегда ассоциировались с неопределенностью, диким страхом и почти непереносимой болью… Мариам сняли с судна, и они стали спешно искать место, где родится ее ребенок. Одна добрая китаянка согласилась за ней присмотреть. Китаянки любят поболтать, и Мариам терпела боли под ее неумолчное бормотание, из которого она не понимала ни слова. Китаянка радовалась, поднося здорового мальчишку к лицу его обезумевшей от боли молодой матери. В воспаленном воображении больной Мариам возникали огромные тазы, в которых желтые руки перебирали дары, какие-то предметы, которые ей казались огромными, как колонны дворца в Кинсае. Среди этих вещей положили ее крошку сына. Считалось, что тот предмет, на который обратит внимание малыш, покажет, каким он станет человеком. В бреду все люди представлялись ей гигантами, во много раз больше, чем Лю Чунг — Птица, Устилающая Пухом Свое Гнездо. Она никак не могла различить их лиц и не знала, хорошо или плохо они к ней относятся.
Наконец все фантазии исчезли, и Мариам начала понимать, что лежит на узкой койке в прохладной комнате с железными ставнями. Она замечала, как в комнату входили и выходили Махмуд, который закатывал глаза вверх, потому что сильно о ней беспокоился, и какой-то маленький человечек с крючковатым носом и очень добрыми глазами. Мариам была настолько слаба, что не могла пошевелить пальцем, она только волновалась о сынишке. Мариам видела, как теплые лучи солнца проникали сквозь ставни, и была уверена, что наконец добралась до гостеприимной и милой страны.
Приходя в себя, Мариам обращала внимание на слабый непрекращающийся звук. Он доносился до нее издалека, и сначала она не желала задумываться, откуда он, но потом что-то в этом звуке стало ее тревожить. Это был плач, и Мариам поняла, что плачет ее сын. В нем не было испуга или физической боли. Это было горе. Мариам попыталась сесть, ей показалось, что ставни начали вращаться вокруг нее, и ее затошнило.
Она думала, почему ее сын так беспомощно рыдает. Может, потому, что чувствует приближение болезни? Она должна это узнать. С трудом Мариам соскользнула с постели на пол и поползла, стараясь изо всех сил не потерять сознание.
Она доползла до двери и заглянула в соседнюю комнату. Вокруг танцевали стены, и она с трудом различала окружающее. Наконец ей удалось сосредоточиться на фигурке мальчика, стоящего на полу на коленях. На нем все еще было платьице, которое она ему сшила из собственного халата. Мальчик сильно подрос, и одежда была очень изношена. Ей стало ужасно жаль малыша, склонившегося над неподвижным тельцем собачки Чи. Ребенок тихо плакал, пытаясь отогнать веером тучи мух, вившихся над Чи.
— Уолтер! — тихо позвала мать.
Мальчик повернул к ней залитое слезами лицо.
— Мам, посмотри! Чи тоже болен! — громко зарыдал малыш.
Мариам поняла, что Чи не болен, а умер. Крохотное тельце застыло, глаза-бусинки остекленели.
