Виктор Вальд - Проклятие палача
– Но это путь не к… – Даут тут же запнулся, едва голова строгого османа лишь скосила к нему.
– Ждите здесь! – велел посланник бея и величественно удалился между стоящими вплотную большими шатрами.
– Это шатры принцев крови – сыновей бея Орхана. Может, отец гостит у старшего Сулеймана. Ведь младший, бесстрашный Мурад все еще на христианских землях. А может, кто-то желает тайно переговорить со мной? Тогда при чем здесь ты? А, Гудо? О Аллах, когда закончатся эти черные дни моего беспокойства? А может, мне тебя отправить в каменоломни? Может, тогда звезда удачи вновь повернется ко мне? Что думаешь?
Но Гудо не успел ответить.
В проходе между шатрами показались воины, которые сразу же окружили Даута и его «синего пса».
Тут же раздался торжественный голос:
– Поклонитесь сыну непобедимого бея осман, его радости и надежде, лучу Аллаха на земле, благородному из благороднейших Халилу!
Гудо, вслед своему господину низко поклонился и так оставался до тех пор, пока чуть не выпрямилась спина начальника тайной службы. Тогда «синий пес» стал слушать и смотреть на происходящее.
Даут что-то говорил и говорил на османском языке, кланяясь во все стороны, но при этом не сводя глаз с маленького трона, на котором восседал маленький человечек лет шести-семи. Этот мальчонка, сидящий с нарочито надутым, от природы пухлым лицом, не понравился Гудо. Не понравилось и то, как резко и отрывисто говорил этот человечек с мужчиной почтенного возраста. Не понравилось и то, как все ниже и ниже опускалась голова начальника тайной службы.
Затем произошло неожиданное. К «синему псу» повернулся хозяин и с видимым волнением прошептал:
– Это младший сын Орхан-бея, Халил. Отец души в нем не чает. Избаловал совсем и во всем. Мальчонка очень гордый и даже слишком. Но османы так воспитывают своих сыновей. Он даже поощряют, если их сыновья несколько дерзки и даже нагловаты. Османы считают, что только из таких детей вырастут уверенные в себе и в своих силах мужчины-воины. Подойди на три шага. Халил желает с тобой побеседовать. И сними же свой проклятый капюшон!
Гудо нехотя стянул с головы свое синее укрытие и стал впереди начальника тайной службы. Мальчонка долго смотрел на огромного, уродливого мужчину в странных синих одеждах и одобрительно кивнул головой:
– Я никогда не видел, но так и представлял себе шайтана, – на отличном франкском языке сказал сын бея. – Расскажи мне, как ты оторвал голову Сулим-паше?
– Это произошло случайно, – едва выдавил из себя Гудо.
– Случайно? Синий шайтан, скажи – случайно? – разочарованно спросил Халил.
Гудо кивнул головой.
– Как это несправедливо, вот это «случайно». Почему же так случается. Мне рассказали… И я подумал, что ты действительно из могущественных шайтанов. Только им под силу исправить случайность. Посмотри на эту «случайность».
Мальчонка резко сбросил с ног парчовое покрывало и подтянул шелковую рубаху. Гудо ступил еще один шаг и уперся грудью в острие копья. Но и отсюда ему хорошо были видны изуродованные маленькие ножки маленького человечка. Рассмотреть все в мельчайших подробностях «синий шайтан» не успел. Халил с поспешностью натянул край рубашки, а чернокожий раб бережно покрыл ноги господина покрывалом.
– Никто мне не поможет и даже шайтан, – разочаровано сказал мальчишка и его лицо мгновенно преобразилось.
Теперь на Гудо смотрел маленький несчастный мальчик, измученный болями и печальным будущим безногого существования. Надутость и дерзость уступили место страданиям и разочарованию. Готовый разрыдаться малыш, который сдерживает себя не детской силой воли.
И Гудо вспомнился другой малыш, потерявший сознание у порога его ненавистного дома палача. Малыш, в краешках глаз которого застыли хрустальные слезинки. Тот самый малыш, помощь которому сделала Гудо палачом Витинбурга.
А последствием хирургического вмешательства спасшего жизнь малышу стала встреча с Аделой и дочерью Гретой. Ведь все происходящее в жизни – по воле Господа. Он послал как испытание умирающего мальчонку, и он же, в удовлетворении от человечности Гудо, привел его к дому Аделы.
А что если сейчас происходящее тоже по воле Господа, желающего… Но Гудо не успел закончить свою мысль. Халил властно махнул рукой. По этому сигналу рабы подняли переносной трон и скрылись с его хозяином за шатрами. За ними последовали воины стражи.
Оставшись одни, Гудо повернулся лицом к своему господину:
– Тяжелые переломы. Ему было очень больно.
– Ему и сейчас больно. Но это – более душевная боль. Теперь он не может скакать верхом и радовать этим своего отца. А еще больнее отцу. Ведь Халил родился от византийской принцессы Феодоры, отданной отцом, императором Иоанном Кантакузиным, бею в жены за вооруженную помощь в борьбе с соправителем, императором Иоанном Палеологом. Феодора после случайного падения сына с коня не впускает в свой шатер мужа. Она обвиняет себя за то, что вышла замуж за того, кто убивает христиан. Обвиняет и отца – продавшего свою дочь врагам христиан. Говорит, что это Господь наслал на нее наказание, лишив сына ног. Феодора все время в молитвах Господу. Но Христианский бог не спешит совершить чудо.
– Как и Аллах… А лекари? – с волнением спросил Гудо.
– Кому хочется лишиться головы? Сам подумай.
– Кажется… Кажется, я знаю как мне стать свободным, а тебе вновь приобрести милость бея, – громче обычного сказал «синий пес».
– Вот как! – воскликнул Даут, – Я знал, я знал… Аллах не зря привязал тебя ко мне. И как же?
Но Гудо не спешил с ответом. И тут Даута осенило.
– Неужто ты желаешь излечить Халила? Забудь, глупец! Я говорил с десятками величайших лекарей и хирургов. Никто даже за огромные деньги не брался за лечение. Этот случай неизлечим. Хорошо, что хотя бы ноги спасли от отрезания. Ты знатный лекарь – признаю. Но этого слишком мало. Для этого случая человеческих знаний, опыта и везения мало. Я утверждаю – это под силу лишь ангелам Аллаха! Силам неземным!
– Или шайтану, – улыбнулся изуродованными губами Гудо.
Эта улыбка неведомой силой отодвинула начальника тайной службы на несколько шагов.
* * *Дом Даута опустел. Сюда уже давно не приводили пленных, не приходили ценные информаторы, и давно позабыли дорогу тайные слуги и доносчики. Не появлялись просители, знакомые, друзья. Даже настырные купцы и торгаши со своими товарами не заглядывали в опальный дом.
Немногие из личных слуг, стражники, рабы, и даже «человек без имени» дни напролет слонялись без всякого дела по большому дому, маясь от безделья и ожидая неминуемого.
Неминуемого ожидал и Даут, предаваясь те же дни напролет постыдному греху – пьянству.
