Александр Лермин - Сын графа Монте-Кристо
11. Бенедетто начал мстить
В течение трех дней Дженни находилась между жизнью и смертью. Сперо не отходил от ее постели.
На четвертый день в положении больной произошел как бы перелом. Было ли это изменение к лучшему или признак приближения смерти?
Виконт сидел на низенькой табуретке у постели Дженни и сжимал ее руку.
Он долго молчал, не сводя глаз с обожаемой им девушки, прислушиваясь к ее прерывистому дыханию. Наконец Сперо наклонился над Дженни и нежно поцеловал ее. И тут больная открыла глаза.
Лихорадка миновала, и глаза Дженни были ясны как день. На бледном лице появился легкий румянец, и дыхание стало ровнее.
— Дженни! Дженни! — прошептал виконт.— Ты слышишь? Могу ли я остаться здесь, при тебе? О, если б ты знала, как я страдаю за тебя и как охотно пожертвовал бы жизнью за одну твою улыбку! Когда мы встретились на балу, то мне показалось, что мы давно знакомы и встречаемся не в первый раз… Ты являлась мне в моих мечтах… зачем, почему же ты искала смерти?
Этот голос пробудил к жизни ту, которая уже была на краю могилы.
— До встречи с тобой,— продолжал Сперо вдохновенно,— я не жил, я прозябал… среди науки и роскоши. Но теперь Я переродился. О, Дженни, могу ли я сказать тебе, как я люблю тебя!
По лицу Дженни как бы скользнула улыбка, которую виконт принял за утвердительный ответ.
— Ты много страдала,— снова заговорил он,— но теперь твоим страданиям пришел конец, я здесь для того, чтобы охранять и защищать тебя. Ты откровенно расскажешь мне все, и мы рука об руку пойдем по тому тернистому пути, который зовется жизнью. Мы убежим из этого шумного Парижа и вдали от света и людей найдем желанный покой… С этой минуты я твой — навсегда и навеки!
Знакомые, много раз повторяемые слова… Старая песня любви!
Дженни не отвечала, но по щеке ее скатилась слеза. Виконт осушил ее поцелуем, и она неслышно прошептала:
— Сперо, я люблю тебя!
По телу виконта пробежала дрожь, и он в немом упоении склонился над своей возлюбленной, нежно поцеловал ее, а затем удалился из комнаты.
Все было тихо. Больная спокойно спала. Вдруг из угла, закрытого драпировкой, вышел человек. Лицо его было закутано черным платком. В руке он держал носовой платок, на который вылил из склянки какую-то жидкость.
Затем незнакомец неслышными шагами приблизился к больной и приложил к ее лицу смоченный жидкостью платок, из него поднялся беловатый туман.
Дженни вздрогнула всем телом, с ее лица исчезла краска — она как будто окаменела. Таинственный гость поднял девушку на руки и исчез, унося ее с собой.
Этот ночной похититель был Бенедетто. Он приступил к своей мести.
12. Надо спасти их
Между тем в доме Фанфаро бывший гимнаст Бобишель и Ирена пытались привести в чувство обоих утопленников.
Их старания наконец увенчались успехом, но оказалось, что Ансельмо был в бреду, а старуха лишена рассудка. На ее груди виднелся рубец от давно зажившей раны.
Ансельмо временами вскрикивал:
— Дочь моя! Она умерла!
— Какая дочь? — спросил Фанфаро.
— Моя дочь, моя Дженни!
Фанфаро ничего не понимал, и все происходящее оставалось для него загадкой. В эту минуту весь красный, в поту в комнату вбежал Бобишель.
— Хозяин,— крикнул он,— с виконтом Монте-Кристо случилось большое несчастье!
— О, проклятье! — вскричал Фанфаро.— Не нам ли обоим поручил его граф?
— Виконт Сперо скрылся из дома — он исчез! Мне сообщил об этом Кукушка.
Фанфаро схватился за голову.
— Каким образом это произошло? — спросил он после небольшой паузы.
— Виконт вместе с господином де Собранном принес в свой дом раненую женщину…
— Что такое?
— Слушайте, хозяин, не перебивайте. Да, впрочем, вот сам Кукушка, он вам все расскажет подробно.
Подоспевший зуав на вопрос Фанфаро передал все обстоятельства того рокового вечера, когда из дома виконта исчезла раненая девушка, а за нею, неизвестно куда, скрылся и сам виконт.
Фанфаро внимательно выслушал и спросил:
— Ты не знаешь, как звали эту девушку?
— Нет, господин, но вот что я нашел на ковре около ее постели.
И с этими словами зуав подал бывшему гимнасту небольшой конверт с той запиской, в которой Гонтран де Собранн благодарил артистку за ее любезное предложение. На конверте значилось: «Госпоже Дженни Зильд».
— Дженни! — воскликнул Фанфаро.
За его спиной раздался крик. Дверь была отворена, и на пороге с помертвевшим и бледным лицом стоял Ансельмо:
— Дженни! Дженни! Так ли вы сказали?
Он зашатался, и Фанфаро поддержал его.
— Не беспокойтесь обо мне! — крикнул Ансельмо.— Отвечайте мне… не ослышался ли я? Вы сказали… Дженни?
— Да, это имя написано вот на этом конверте,— ответил Фанфаро. Бывший каторжник выхватил у него из рук конверт и прохрипел:
— О дя, я не ошибся! Дженни! Это она… Моя Дженни, моя…
Слово «дочь» замерло на его губах.
— Итак,— произнес Фанфаро,— вы знаете эту молодую девушку?
— Знаю ли я ее? Но она, значит, не утопилась, значит, не ее я спас!
— Нет, но ради Бога, успокойтесь. Надо, чтобы вы припомнили все, так как над той, что вам так дорога, собралась гроза.
— Дженни в опасности? — вскричал Ансельмо.— О, пустите меня! Я хочу уйти отсюда, я хочу…
Он задыхался, шатался как пьяный, и лишь с помощью Фанфаро устоял на ногах… Закрыв лицо руками, он громко зарыдал.
— О, почему я не предвидел этого раньше, Боже? — кричал он. — Злой рок снова преследует меня с тех пор, как я снова столкнулся с этим злодеем Бенедетто!
— Кто тут говорит о Бенедетто?
Эти слова были сказаны глухим голосом.
Все обернулись.
Это была помешанная старуха. Ее лохмотья, седые всклокоченные волосы, исхудалое, искаженное безумием лицо — все наводило ужас.
Ансельмо страшно вскрикнул и отшатнулся, как будто увидел привидение.
— Она! Она! — шептал он.— Неужели мертвые выходят из могил?
Помешанная, не сводя глаз с Ансельмо, приближалась к нему. Она своей костлявой рукой коснулась его груди, злобно расхохоталась и выкрикнула:
— Каторжник! Это он!
И затем, задрожав всем телом, повторила:
— Бенедетто! Кто тут говорил о нем?
— Что все это значит? — спросил Фанфаро.
— Я сознаюсь во всем,— прошептал, склонив голову, Ансельмо. — Да, я был каторжником, и эта женщина сказала правду… но она знает, что я лично никогда не причинял ей зла… Слушай, смотри на меня! Разве я покушался на твою жизнь?
Помешанная, распахнув рубище, обнажила свою грудь, со страшным широким шрамом.
