Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1
Кровь стучала у меня в висках от быстрой ходьбы по жаре, и усугублённые неожиданными обвинениями биения сердца грозили разорвать мою грудь. Вскоре я и вовсе перестал что-либо осознавать, а язык мой не пересиливал мгновенно иссушенные губы попытками протестовать. Кажется, от бессилия остановить поток несправедливых обвинений, я лишь привалился к стене, дав слово выдержать всё до конца.
Бледное от гнева и потому совершенное в выразительности лицо её не содержало ни малейшего оттенка театральности, а искренность её негодования тем более устрашала меня. Сначала она припомнила, как я пренебрёг их безопасностью, дабы заманить её к себе, искусно сплетая вокруг них свои сети и ловко изворачиваясь, когда дело доходило до прямых вопросов. После сразу же обвинила меня в том, что нужна мне лишь в качестве связующего звена между мной и тайными работами её отца.
Я не мог не воскликнуть мысленно: да, первое верно, и почти что целиком, второе же тоже теперь не бессмыслица! Но как сложны и точны её предположения! Или все в этой истории, даже юная княжна, рассуждать могут только стоярусными вавилонами? В какие адские пучины низвергнет всех нас водоворот злой интриги! Что случилось? Или проклятье раздоров добралось и за три моря?
– С какой целью вы заманили нас сюда, где рвутся ядра, а наши преследователи не ограничены даже местной полицией? Выманив у меня дневники отца – довольны вы теперь своей победой над ним? Он трудился всю жизнь, навлекая на себя гнев властей и нападки невежд, а вы, ловко интригуя, смогли обвести вокруг пальца и его и наших недругов! А я, как же я дала обмануть – себя… – всхлипывания, грозившие обернуться рыданиями, воплотили худший из всех возможных кошмаров. Она задыхалась от переполнявших её чувств и не могла более ничего произнести.
Едва излив мне эти чувства, она опрометью бросилась вон, чтобы не слышать лепета оправданий и даже вовсе – моего голоса. Впрочем, обелять себя я не собирался, равно как и давать пространных объяснений. Одного лишь желал я: спасти наши чувства, пасть на колени и молить о прощении даже в том, в чём не чувствовал себя виноватым, хотя такого почти не находилось среди её справедливых упрёков.
Не знаю, где блуждал я, но приплёлся в свою квартиру далеко за полночь, и до утра опустошил два кувшина вина. С рассветом, не помня себя, я провалился в забытьё и проспал до вечера, так и не найдя решения главной загадки: что мне делать теперь, когда до края предо мною расстилалась пустота. Я искал пустоты, чтобы заполнить её, но теперь, обретя, ощутил себя у кромки бездны. Всё, к чему так стремился я, без Анны потеряло смысл.
Я уже не сомневался, что дело в письме, полученном ею с прибывшим кораблём. Но от кого оно и с чем? Её отец навряд ли мог прислать обо мне известия хуже, чем знала сама княжна, да и то, он ведь и раньше предупреждал, чтобы со мной она вела себя осмотрительно. А вот Артамонов… Все мои невысказанные подозрения в отношении него ядовитым кинжалом вернулись прямо мне в сердце.
Два дня перебирал я в уме возможные комбинации, но так и не пришёл к выводу, да и отчаянье – не лучший помощник в рассуждениях, требующих холодного рассудка. И не всё ли одно, чьё письмо раскрыло ей глаза – важно, что теперь единственная настоящая цель моя отдалилась навсегда.
Три дня Прохор отвечал посыльным, что я болен, и княгиня Наталья посылала сочувственные записки с предложением помощи, из чего сделал я вывод о её неведении нашей с Анной ссоры. После уж она сказывалась недомогающей. Так что почти две недели я не сносился с ней, да и не искал её внимания, понимая, что между нами всё кончено.
Чувствовал я себя бесконечно виноватым до тех пор, пока не постановил себе оправдаться не словами, а фактами, уличив ими истинных виновников, для чего требовалось лишь наголову разбить врагов, учинивших мне все эти злоключения. Что ещё мог предпринять я, чтобы разрушить нелепые и чудовищные чары заговора, капризного, прихотливого и коварного как сам Восток?
Однако сказать проще, чем сделать. Ни одного из недругов и в помине не было поблизости, где искать их, я и не знал. Прохор получил задание выведать хоть что-нибудь и исчезал подолгу на базарах и среди консульской прислуги всех держав. Тем временем путешественников всё сильнее тянуло в Отечество, море успокаивалось после зимних штормов, и в конце марта путь был решён, после чего начались сборы, мучительные вдвойне от неспешности, больше напоминавшей изощрённую пытку долгим прощанием навсегда.
Прохор растолкал меня, едва, кажется, я сомкнул глаза, но солнце уже утекало за гору.
– Да дело-то скверно, – проговорил он, протянув трубу. – Наш старый знакомец объявился.
В подзорную трубу различил я фигуру Игнатия Карнаухова, указывавшего с холма на наш бивуак. Не более полуверсты разделяло нас. Я мечтал о встрече с ним, чтобы выпытать тайну, но наедине, а не окружённым целым войском. Вдобавок обременяла меня обуза из двух десятков усталых и беззащитных поклонников.
Дорога из Иерусалима в Яффу одна, и отступить с неё невозможно, зато и обойти с тыла нас не менее трудно. Что в тактике угрожаемой стороны перевешивает – у меня не было времени рассуждать, требовалось принимать решение. Я отозвал мужчин и быстро поведал об угрозе.
– Один, кажется, европеец, – сказал Ермолаев, произведя тщательную рекогносцировку.
– Этого-то я более всего опасаюсь.
– Но отчего думаете вы, что они имеют целью ограбить нас? – спросил другой.
– Мой секретарь знает этих людей, – пришлось объяснить мне уклончиво, дабы не солгать. – С дурной стороны.
– Я предпочёл бы захватить этого молодца и расспросить его, – сказал Ермолаев с нервозностью в голосе. – Сдаётся мне, что нападение сие не случайно, и может оказаться тем, чего я ожидал ещё в самом начале пути.
Если бы знали вы, сколь близки к истине и далеки одновременно! – хотелось в сердцах воскликнуть мне, но пришлось лишь сильнее стиснуть зубы.
– А за камешками бы лечь вон там и тут, по обе стороны, они с холма в лощинку попадут, а мы их и прищёлкнем, – словно нехотя рассуждал Прохор, поигрывая ружьём.
Я принял решение, избрав из всех третьего стрелка в подмогу нам.
– Вот что, Павел Сергеевич. Надежда на вас. Ружей у нас всего три, пуль больше сотни штук, мы здесь станем отстреливаться, позиция у нас хоть куда, а против Прохора стрелка и вовсе не сыскать. Обойти тут нас они и за полдня не смогут, вот разве что ночью и через горы… а мы продержимся до темноты и нагоним вас. Поднимайте остальных и возглавьте переход. – Вёрстах в пяти селение Абу-Гоша, здешнего разбойника…
– Мы застряли между двумя шайками?
