Томас Костейн - Королевский казначей
— И что вы там обнаружили?
Наступила очередная театральная пауза. Жанна де Вандом подняла глаза и посмотрела на Кера, прежде чем ответить. В ее голосе уже не было истерических ноток. Он стал неровным от волнения.
— Я увидела… Сударь, я просто не могла поверить собственным глазам! Жак Кер открыл окно, и в комнате было настолько светло, что я все видела очень отчетливо. Он нагнулся над нашей хозяйкой и подложил одну руку ей под голову, а в другой руке он держал чашу, из которой поил госпожу. Я подумала… Сударь, вы должны меня понять! Я сразу начала его подозревать, а при виде этой сцены о чем я должна была подумать?
— Что же вы в тот момент подумали?
— Что он заставляет ее выпить содержимое бутылочки, которую ему передала девушка. Я крикнула, чтобы он прекратил это.
— Что случилось потом?
— Он взглянул на меня. Казалось, Кер испугался и отпустил голову госпожи Агнес, которая упала обратно на подушки. Он сказал, что госпожа Агнес потеряла сознание, пока они разговаривали, и он пытается ей помочь.
— Он объяснил, чем он ее поил?
— Я его спросила об этом, и он сказал, что это вино, разбавленное водой, и поставил чашу на столик.
Жан Дювэ тоже сделал многозначительную паузу. Он смотрел на собравшихся с видом победителя, взгляд его словно говорил: «Я понимаю, о чем вы все тут думаете и в чем сомневаетесь. Я сейчас развею ваши сомнения». Он быстро обратился к свидетельнице:
— Вы нам сказали, что подозревали, будто обвиняемый пришел в дом с намерением кого-то отравить. Вероятнее всего, вашу госпожу, потому что он должен был с ней встретиться. Потом вы увидели, как он поднес к ее губам яд. Почему же вы сразу не подняли тревогу?
Кер следил за каждым их движением и внимательно прислушивался к каждой интонации. Он сразу понял, что и этот акт допроса был отрепетирован заранее. Королевский адвокат делал вид, что засомневался в показаниях свидетельницы. Он пытался придать ходу допроса видимость справедливости. Он заранее знал каждое следующее слово де Вандом — ведь все повторялось ими не один раз. От предстоящего монолога свидетельницы зависело многое, он должен был прозвучать убедительно.
Жанна де Вандом начала весьма косноязычно:
— Что я могла сделать, сударь? Ведь у меня были всего лишь подозрения. Если бы я подняла крик и обвинила его в том, что он пытается отравить мою госпожу, а потом оказалось, что в чаше всего лишь вода и вино, в каком положении оказалась бы я? Он занимал твердое положение и был королевским казначеем, другом и конфидентом госпожи Агнес, а я ухаживала за ее ребенком. Мне следовало знать мое место. Существует суровое наказание для людей вроде меня, кто ложно обвиняет важных людей. Я боялась, сударь, и не хотела отправляться в тюрьму.
Дювэ одобрительно кивнул:
— Да, теперь мы все понимаем, почему вы действовали так осторожно. Как вы правильно сказали, существует суровое наказание за ложные обвинения. Я уверен, что вы рассеяли сомнения, которые у меня возникли. Надеюсь, что то же самое произошло с другими судьями.
Дювэ продолжал задавать вопросы:
— Девушка Валери Марэ была в этот момент в комнате? Свидетельница затрясла головой:
— Нет, сударь. Говорят, что она побывала в комнате госпожи Сорель и видела ее. Но когда я вошла в комнату, ее там не было.
— Мы зафиксировали время, когда она побывала у госпожи Агнес, — это было за десять минут до вашего прихода. А тем временем… — он помолчал для пущего эффекта, — произошло многое.
Он оглядел комнату, как бы оценивая впечатление, произведенное им на присутствующих. Он был явно доволен увиденным и перевел взгляд на свидетельницу.
— Пожалуйста, продолжайте рассказ.
— Я спросила Жака Кера, не нужно ли позвать врача,он ответил согласием. Но он меня отпустил не сразу, а стал задавать вопросы.
— Вам не приходила в голову мысль, что он вас держал в комнате, чтобы выпитая жидкость начала действовать на госпожу Агнес?
— Да, сударь.
— Вы пошли звать врача?
— Да, сударь. Я пошла на кухню и сказала господину де Пу-атевану, что ему следует сразу отправиться к госпоже. Он сильно разозлился, когда я ему сказала, что Жак Кер находится в комнате и дал ей что-то выпить. Он сказал: «Мне придется поругаться с Жаком Кером. Он — опасный человек». Потом он ушел.
— Вы пошли с ним?
Огромные зеленые банты на шляпке Жанны заколебались, когда она отрицательно покачала головой. Она ответила слабым и смущенным голосом:
— Нет, сударь. Мне стыдно вам признаться, но я… потеряла сознание.
Дювэ сочувственно заметил:
— Как вы думаете, почему вы упали в обморок?
— Мне кажется, это было связано с тем, что я видела, и напряжением, потому что я не знала, что мне делать, — косноязычно объяснила де Вандом.
Только присутствие судейского чиновника с его капюшоном не позволило Керу заговорить. «Служанка ничего не говорила об обмороке Жанны. Здесь их показания явно не стыкуются», — подумал он.
Дювэ заметил это несоответствие и поспешил продолжить допрос:
— Сколько времени прошло, пока вы не пришли в себя?
— Мне сказали, что я ничего не чувствовала минут десять. — Она продолжала говорить тихим, слабым голосом. — Когда я падала, сударь, то ударилась головой о ведро с водой. У меня болела и кружилась голова и не было сил что-либо сделать. Так продолжалось до тех пор, пока в комнату не вошел один из слуг. Я его спросила, что случилось с госпожой Агнес. Он ответил, что она настолько слаба, что может умереть каждую секунду. Я спросила, где врач, и он мне ответил, что его вызвал король.
— О серьезном положении госпожи Агнес было известно остальным слугам?
— Да, сударь. Все думали, что она не доживет до следующего дня. Слуги считали, что ей теперь ничем не поможешь.
— Почему они так думали?
— Господин де Пуатеван сказал им это до того, как отправился в аббатство. Он сказал служанке госпожи, что сделать уже ничего невозможно. Нужно только ждать…
— Где находилась ваша госпожа?
— Ее перенесли в спальню. Она уже почти ничего не ощущала.
— Вы ее видели?
— Нет, сударь. Об этом сказала мне Бенедикта. Я больше не видела мою госпожу.
— Вы рассказали Бенедикте о том, что вы видели и что начали подозревать?
Жанна де Вандом отрицательно покачала головой:
— Нет. Мне известно, что Бенедикта хорошо относится к господину Керу (свидетельница впервые назвала Кера господином) и она начнет возмущаться, если я ей об этом скажу. Я рассказала об этом горничной, помогавшей мне ухаживать за ребенком. Она очень испугалась и сказала, чтобы я перестала об этом говорить. Потом она зарыдала и сказала, что казначей посадит нас в тюрьму, если мы станем говорить что-то против него, и что нас могут выпороть или даже подвергнуть пыткам. Сударь, после этого я больше ничего и никому не говорила.
