Френсис Мэсон - Золотой адмирал
Был конец апреля, когда Розмари Коффин, чей внешний вид безошибочно свидетельствовал о том, что скоро она принесет сэру Роберту внука, попрощалась со своим мужем. С наступлением весны старый баронет стал раздражительным и ворчливым и вовсю проклинал свою физическую немощь, не позволявшую ему пуститься из Байдфорда в плавание вместе со своим сыном, почтенным Чарльзом и многими крепкими арендаторами, йоменами и франклинами.
И потому Розмари ужасно обрадовалась, когда спустя две недели после отплытия галиона «Коффин» небольшое быстроходное судно, одно из тех многих, что служили Дрейку связными и доставляли почту на месте сбора могучей эскадры в Плимуте, привезло ей письмо от мужа и хозяина.
В нем Хьюберт просил, чтоб она приютила у себя миссис Кэт Уайэтт с маленькими детьми и отнеслась к ней с добротой. Она тут же вспомнила, и не без удовольствия, того рыжего, трезвого и рассудительного капитана торгового судна, который там, в Санто-Доминго, так дружен был с Хьюбертом. Вот и прекрасно, решила она, со мной будет еще одна женщина, которая поможет мне управляться с имением и хоть как-то держать под контролем этих резвых младших детей сэра Роберта.
Две женщины впервые встретились в бесподобный майский денек, когда воздух был насыщен нежным ароматом цветущих яблонь и свежескошенного сена. Внешне они разительно отличались друг от друга: Розмари — маленькая, стройная, с иссиня-черными волосами, темными глазами, с крошечными ручками и ножками; и Кэт — все еще в стройной форме, несмотря на две беременности, которые несколько испортили ее великолепно пропорциональную фигуру. Ее серо-голубые глаза сохранялись все такими же прекрасными и сияющими, как прежде, а волосы, не подкрашенные в рыжий цвет по глупой моде того времени, отливали серебристо-золотым блеском, не сравнимым с теми дукатами, которых так мало осталось в Портледже.
Розмари очень понравилась Генриетта, чья неправильно сформированная ступня почти выправилась, но не совсем. Но больше всего обожания она излила на маленького Энтони — возможно, оттого, что и у него были темные волосы и глаза.
— Кажется чудом, — сказала она шутливо, — что твои детки — один такой темный, а другая такая светленькая — могли произойти от одних и тех же родителей. — Сосредоточившись на расчесывании длинных и пышных волос мальчика, она не заметила болезненную гримасу и на мгновение окаменевшие губы Кэт.
— Надеюсь, у Энтони волосы станут рыжими, — медленно проговорила Кэт, — когда он подрастет. Если же нет, то тогда, может, третий ребенок будет больше похожим на своего отца.
— Третий… — Женщины встретились взглядами. — Я… я не подозревала.
— Я тоже… до прошлой недели.
— Как я рада, что вы будете со мной, — пробормотала Розмари, возвращая Энтони на его подушку. — Я… я… ну, в общем, несколько неопытна, что касается вынашивания детей.
Позже, рассказывая о своем житье-бытье, Кэт заговорила о шумных верфях Плимута, о постоянном прибытии небольших частных военных кораблей, подобных галиону «Коффин».
— По совету Генри, — сообщила она, — твой муж срезал на шесть футов полуют и полубак и увеличил галион в длину на двадцать футов. Генри клянется, что это сделает судно более управляемым и позволит поставить на нем четыре дополнительных пушки.
Пока они сидели в просторной личной комнате Розмари, украшая вышивкой напрестольную пелену, Кэт подробно рассказывала о кипучей деятельности, развернувшейся после поступления новостей о том, что «Английское предприятие», несмотря на усилия Дрейка помешать ему, приближается наконец к стадии готовности. Стало достоверно известно, что все испанские корабли, под угрозой смертной казни капитанам и экипажам, должны быть готовы покинуть свои стоянки 25 марта 1588 года.
Сэр Френсис Дрейк, говорила Кэт, настаивает на немедленном нападении, чтобы уничтожить то, что паписты окрестили «Непобедимой армадой», либо в их же портах, либо у побережья Испании. Но королева, увы, снова оробела и упрямо запрещает наносить такой хитрый удар.
— Розмари, это так замечательно — плавать по гавани в Плимуте на пинассе, как плавала я, и видеть такое множество больших и статных кораблей и пересчитывать их. В прошлом месяце у нашего великого адмирала там уже собралось их около тридцати. — Она принялась перечислять их по названиям и среди прочих назвала «Елизавету Бонавентур», «Роубак», галион «Феннер»и шесть высокобортных кораблей, принадлежащих Лондонскому Сити.
— Ты меня изумляешь, — восхитилась Розмари. — Ты разбираешься в кораблях и навигации не хуже, чем капитан торгового судна.
— Ты забываешь, — отвечала Кэт, орудуя иголкой, поблескивающей над рамкой, — что Генри больше года работал на королевской верфи в Дептфорде и что из нашего коттеджа я могла видеть все суда, проплывающие по Темзе. Потом еще у меня была возможность побольше узнать о разных канатах, реях и рангоутных брусьях, когда мы заканчивали оснащение нашего фрегата в Дувре. — Кэт тянуло рассказать о причине их внезапного бегства из Лондона, но она решила этого не делать, хотя и была уверена, что Розмари, сама уже настрадавшись, выслушала бы ее с интересом и сочувствием. Она продолжала: — В тот день, когда я отбывала в Байдфорд, на «Морского купца» поднимали артиллерию и загружали его пороховой погреб.
— Это хорошо, что Дрейк и наш народ так насторожены, — задумчиво заметила Розмари.
— И почему же?
— В гавани Кадиса я видела, какие корабли собираются под знаменем короля Филиппа. О, эти португальские каракки — самые большие корабли королевы кажутся простыми пинассами по сравнению с ними. Ты бы задрожала от страха перед тем, что будет впереди, если бы видела их, как я, во всей их гордости и великолепии. Они просто щетинятся пушками. Вот, галион «Флоренция» — он, говорят, один несет на себе пятьдесят два больших орудия; а нос у них и особенно корма так изумительно украшены резьбой, что просто загляденье. Эти скульптуры всегда религиозного характера и покрываются листовым золотом; на галионе «Сан-Хуан»у Богоматери и Ее Сына вместо глаз — большие жемчужины. А какой из наших кораблей лучше всего вооружен артиллерией?
— «Ковчег», — быстро ответила Кэт. — На нем только тридцать четыре пушки, но большинство — длинноствольные.
— А как остальные?
— Не многие из них имеют больше двадцати.
Меж гладких черных бровей супруги Хьюберта Коффина появилась V-образная складка тревоги.
— О, дорогая моя, да ведь галионы провинции Гипускоа имеют по меньшей мере сорок, а большие каракки Лиссабона — до восьмидесяти восьми пушек. Так говорит отец.
— Ты слышала, — наконец поинтересовалась Кэт, — что их знаменитый адмирал Санта-Крус мертв?
