Дороти Даннет - Игра королей
— Вас ждут в Аннане? — спросил Скотт.
Лаймонд улыбнулся:
— Если ждут, придется нам лететь врассыпную, вроде птах лесных, и вовсю чирикать. Лорд Уортон грозился прилюдно выпустить мне кишки, а граф Леннокс лично назначил за мою голову тысячу крон. Нет. Я собираюсь явиться в одном из двадцати двух своих воплощений: на этот раз как гонец от протектора, а ты будешь при мне помощником. Мое имя Шериф, а тебя мы назовем… Как?
Скотт тоже был знаком с поэзией. Он сухо процитировал:
— Этот офицер, пожалуй, может зваться Дейд [11].
— Подходит, хотя и звучит слегка похоронно. Делать тебе ничего не надо, — сказал Лаймонд, — разве что выглядеть красивым, честным английским юношей да молиться Богу, чтобы некий Чарли Бэннистер прибыл до нас и подготовил почву. Наш Иоанн Креститель. У него, бедолаги, одна голова, а не восемнадцать, но поручиться за нас он обязан. Мы коротко переговорим с легковерной стражей, встретимся с Краучем — во всяком случае, я на это надеюсь — и возвратимся. Вполне невинное и плодотворное времяпрепровождение. Si mundus vult decipi, decipiatur [12]. Поехали, Рыжик; там, внизу, теплее.
И оба всадника ринулись вниз, по склону холма; лошади шли голова в голову, а на плащах, развеваемых ветром, колыхались красные кресты.
— Стойте и… — начал голос с камберлендским акцентом и запнулся во второй раз; Скотт при этом обнаружил, что близок к истерике.
Над всадниками высились ворота Аннана; внешняя стража охватила их плотным кольцом, а впереди стояла будка, и часовой, повинуясь законам военного времени, пытался узнать их имена и дело, которое привело их в город.
— Посмотри, — с горечью проговорил Лаймонд, — какие грязные у тебя оплечники. А дуболет…
— …назовите…
— Твой меч весь липкий. А твой кинжал? Неужели ты думаешь, что ржавое лезвие может колоть?
— …назовите… Да что ты будешь делать! — в сердцах воскликнул часовой, оставляя формальности. — Эй, Робин! Дейви! А вы двое только сдвиньтесь с места, и я проткну вас, как цыплят!
— Протыкай, если тебе так надо, — отрешенно проговорил Лаймонд, — но только, Бога ради, займи у кого-нибудь меч.
Но когда пришел капитан, смуглый человек средних лет, похоже, из Бьюкасла, Лаймонд сразу же спешился и назвал себя.
— Вряд ли вы помните меня, я — Шериф, один из людей Бишопа, из Дарема. Извините, что напускаю на себя таинственность, но должен напрямую сказать вам: мое дело касается щенка рыжей лисицы.
Пароль сработал самым чудесным образом. Не успел Лаймонд договорить, как лицо капитана изменилось; стражники были отпущены, и офицер, оставшись с прибывшими наедине, спросил:
— Не привезли ли вы их милостям послание протектора?
— Нет, мы всего лишь следуем за посланником по пятам, — ответил Лаймонд. — Вы говорили с Чарли Бэннистером?
— С человеком протектора? Нет.
— Проклятье! — Скотту показалось, что гнев Лаймонда смешан с изумлением. Мгновение спустя хозяин продолжил: — Этот дурень, должно быть, еще в пути; надеюсь, с ним ничего не случилось. Я вчера выехал из Лейта с такой массой поручений, что хватило бы на целую Одиссею. А он должен был отправиться сразу же после меня и следовать прямо сюда. Впрочем, это не имеет значения. Времени в обрез, — сказал Лаймонд озабоченно. — А дело у меня к одному из ваших людей — к Джонатану Краучу. Это все.
Принесли вино; брови капитана над краем кубка поползли вверх.
— К Краучу из Кесуика? Напрасно съездили. Его взяли в плен во время стычки два дня назад.
Лаймонд сделал большой глоток.
— Что ж, одним поручением меньше. Кто его захватил?
— То есть чей он теперь пленник? Не знаю. Но тот, кто его отсюда забрал, оказал нам превеликую услугу, — сказал капитан с видимым удовольствием. — Этот Крауч может с ума свести своей болтовней. Язык у него как помело. Так вы прямо сейчас едете?
Конечно же Лаймонд ехал прямо сейчас и, как он надеялся, Уилл Скотт тоже. Капитан был готов отпустить их, но при условии, что они зайдут на десять минут в штаб и поговорят с командующими.
— Несколько минут для вас не сыграют роли, а с меня Уортон шкуру спустит, если и Бэннистер не появится, и вас я отпущу.
Не слушая его, Лаймонд бодро шагал к воротам.
— То, что сделает Уортон с вами, — это мелочи по сравнению с тем, как возликует протектор, если полночи я проведу здесь. Сказано же вам: я уехал задолго до Бэннистера. В субботу мы выиграли сражение — вот все, что я знаю.
Капитан, не поддаваясь на уговоры, преградил ему путь.
— Идемте, дружище. Не подводите меня. Если вам нечего сообщить, вы сразу же уедете. — У капитана появились какие-то смутные подозрения, и настаивать было небезопасно. Без дальнейших возражений Лаймонд снова сел в седло, и они со Скоттом последовали за своим провожатым к центру Аннана.
Езда была нелегкой. Молодые лошади дрожали, пугаясь зарева, исходящего от пылающих соломенных крыш и деревянных перекрытий. Едкий дым висел над узким проездом и обжигал горло; на пустынных улицах повсюду валялись головешки, тряпье и черепки разбитой посуды. Скотт спрашивал себя с каким-то чисто академическим интересом, как Лаймонд собирается выпутываться из сложившегося положения.
Ближе к центру, где пожаров было меньше и во мгле неясно рисовались контуры каменных домов, их окликнул какой-то человек. Капитана вызывали к воротам.
Капитан Драммонд был человеком осторожным. Он собирался было пренебречь вызовом, но тут Лаймонд вывел его из затруднения:
— Может быть, Гарри, сын лорда Уортона, где-нибудь неподалеку? Когда-то я знал его сестру… Хотелось бы с ним встретиться. А он, возможно, сам проводил бы нас к его милости.
Это была счастливая мысль. Капитан с явным облегчением поговорил с человеком, который их остановил, и через несколько минут к ним присоединился Генри, младший сын лорда Уортона, командующего английской армией на западе. Драммонд изложил ситуацию и ушел вместе со своим человеком, а молодой Уортон повернулся к Лаймонду и Скотту.
— Конечно же я вас проведу. Это здесь, на площади, — тот дом, что посередине. — Энергичный, непоседливый Генри Уортон, в двадцать пять лет командующий кавалерией, стал показывать дорогу, попутно заведя длинный, полный новостей разговор о своей семье, который Лаймонду на удивление хорошо удавалось поддерживать. Но Скотт, начавший уже терять присутствие духа, подумал: «Господи, ничего у него не получится…»
В крытой галерее, ведущей к площади, царил полумрак; на саму площадь, светлую от пламени костров, падали тени высоких зданий. Темнота была полна движения, и три испуганные лошади теснились ближе друг к другу.
