Томас Костейн - Высокие башни
— Устройте двойную свадьбу, Фелисите!
Днем до города донесся слух, что корабль приближается. И вот уже горожане столпились на причале. Еще бы: самое важное в жизни событие — прибытие судна из Франции! Все очень волновались и с нетерпением ждали, когда наконец покажутся лодки, но проходил час за часом, и сгустились сумерки, а на реке никаких признаков лодки. Наконец показались слабые огоньки, мечущиеся вверх и вниз. Фонарь! Видимо, он прикреплен к носу приближавшейся лодки.
Фелисите терпеливо ждала вместе с остальными, подле нее все время топталась взволнованная мадам Жуве. Она была настолько взбудоражена, что не могла спокойно стоять на месте.
— Он скоро будет здесь! — воскликнула девушка.
— Ты не передумала?
— Пока я жива, не передумаю! — страстно отозвалась та. Лодка подошла к причалу, и солдаты осветили фонарями путь от причала до самой площади. Фелисите встала в самом конце, где любой покинувший лодку обязательно увидел бы ее. Через мгновение она взволнованно воскликнула:
— Он приехал!
— Ничего не вижу! Кругом незнакомые лица! — буркнула мадам Жуве.
— Он сильно изменился. Взгляни, как чудесно одет! — заявила Фелисите, увидев, что Филипп перебрался через планшир.
— И какой модный!
Даже недовольная мадам Жуве была вынуждена признать, что Филипп действительно сильно изменился и чудесно выглядит. На нем была треуголка, чудесный сюртук светло-коричневого цвета и черные перчатки, отделанные черной тесьмой.
Филипп шагал вперед и в нетерпении оглядывался, но, приблизившись к Фелисите, почему-то остановился, покраснел и с трудом выдохнул:
— Все как в тот раз. Я приплыл, и ты уже здесь.
— Правильно, ты возвращался из порта Шамбли, и я ждала тебя.
— Я вернулся спустя много месяцев. Было очень холодно, дул резкий колючий ветер, и у тебя на щеках появился восхитительный румянец.
— А как я выгляжу сейчас? — улыбнулась девушка. — Прошло… столько лет, Филипп.
— Ты стала еще красивее!
— Тогда ты мне сказал, что я — прекрасна, шепнула девушка. — Тогда ты впервые обратил внимание на то, как я выгляжу. Я очень гордилась.
— На тебе тогда была новая бобровая шуба и шляпа тоже из шкуры бобра! — он засмеялся от счастья, вспоминая тот чудесный миг. — Пока меня не было, ты из маленькой девочки превратилась во взрослую девушку, и тут я понял, что… люблю тебя!
Казалось, история снова повторяется. Они двинулись прочь от освещенной площади и пошли куда глаза глядят, как в тот давнишний день, когда шагали по засыпанным снегом берегам реки к церкви Бонсекур. В этот раз влюбленные брели вдоль залива на запад. Сгущались сумеречные тени, но их это не смущало.
— Люди думают, что мы сошли с ума! — воскликнула Фе-лисите, даже не вспомнив, что повторяет ту же фразу, что сказала тогда в Монреале.
Они миновали деревянное сооружение, которое наспех построил по прибытии сюда впервые де Бьенвилль со своими людьми. Позже оказалось, что потребуется чересчур много усилий, чтобы сделать эту постройку пригодной для жилья, а потому лучше уж строить новые удобные дома. В хижине с тех пор никто не жил, но когда сюда прибывало слишком много народу, для кого-то она служила укрытием от непогоды. Впрочем, за протекающую крышу хижину прозвали «Сито».
Если бы молодые люди не были так увлечены друг другом, они бы обратили внимание, что оттуда доносились голоса. Правда, едва Фелисите заговорила, гомон мгновенно стих. Счастливая парочка проследовала дальше, не подозревая, что в «Сите» собрался какой-то люд.
— Я всегда тебя любил! — произнес вдруг Филипп. — Ты занимала мои мысли все эти годы. При расставани после моего возвращения из форта Шамбли, я думал, мы обо всем договорились, а когда встретились в следующий раз, оказалось, все было кончено. Неужели это повторится?
— Нет! — решительно возразила Фелисите.
Филипп тотчас обнял любимую, и она нежно прильнула к нему.
— Ты и впрям так думаешь? — переспросил Филипп. — И ты выйдешь за меня замуж, даже если на тебя станут давить, чтобы ты отказалась от своего решения?
— Да, Филипп. На этот раз нам никто не помешает. Но даже если бы попытались, я не стала бы обращать внимания. Я всегда любила тебя, мой Филипп! Всегда! И пока жива, буду тебя любить.
Теперь не имело никакого значения, что их когда-то разлучили и они прожили друг без друга много тоскливых лет. Филипп, страдая от одиночества, пытался залечить поруганную гордость, а Фелисите гибла под бременем ответственности, и все закончилось страшным и унизительным браком. Теперь уже было неважно, что семейство де Марья, отец и сын, вмешались в их судьбу, и Фелисите с Филиппом когда-то стояли перед лицом смерти и хотели побыстрее умереть. Теперь им необходимо наверстать упущенное, перед ними раскинулся широкий путь к счастью, и все припятствия исчезли. Теперь надо идти по жизни с чувством исполненного долга и достойно воспользоваться запоздалой наградой.
Молодые люди не знали, куда забрели, но их это не беспокоило. Издалека доносился гомон пристани. Они тихо нашептывали друг другу слова любви, обещали вечное блаженство, клялись в преданности.
— Фелисите, — наконец решился Филипп. — Давай сделаем все как положено и опубликуем объявление о нашей свадьбе. Правда, тогда нам придется прождать три недели.
Девушка кивнула:
— Да, я ведь еще не чувствовала себя замужней женщиной, — вздохнув, она продолжила: — Конечно, нам придется подождать, хотя три недели мне кажутся ужасно долгим сроком.
Итак, в хижине «Сито» этой ночью шла увлекательная беседа. За полчаса до прибытия лодки к заброшенной хижине подошли двое. Пробираясь сквозь заросли ивняка, один из них, Луи де Бабиллар, очень волновался. Другой, плотный коротышка, постоянно хмурился и что-то бормотал, спотыкаясь в полной темноте. Они вошли в «Сито» через черный ход, и Луи де Бабиллар постучал по стенке: три резких коротких удара завершил один — продолжительный. Наверху кто-то зашевелился, через секунду открылась чердачная дверь в потолке и оттуда свесились чьи-то ноги. Оказалось, это тот самый англичанин, у которого было столько разных имен, и который руководил индейцами во время их нападения на резиденцию Августа де Марьи.
— Мсье Беддоус, мы пришли, — произнес Луи де Бабиллар. — Надеюсь, вы сыты, здоровы и у вас хорошее расположение духа.
— Ничего подобного, — заявил англичанин. — Целый день я ничего не ел и настолько голоден, что съел бы даже аллигатора. А еще добавлю, жара здесь как в аду, о котором так любят толковать священники.
— Пора заняться делом, англичанин, — прервал его второй гость, не желая зря рассыпаться в любезностях.
