Александр Лермин - Сын графа Монте-Кристо
Пятнадцать лет тому назад каторжник Ансельмо в одном из домов местечка Боссюэ, между Тулоном и Марселем, присутствовал при ужасной сцене. Сын вонзил кинжал в грудь родной матери и завладел драгоценностями в шкатулке.
Ансельмо был негодяй, но и он содрогнулся при виде этого неслыханного злодеяния и отказался от своей доли добычи…
— Уходи или я убью тебя,— крикнул он своему бывшему товарищу по каторге.
Убийца бежал, захватив похищенные деньги. Читатель помнит, как он достиг берега и как его выбросило бурей на остров Монте-Кристо.
Ансельмо же, оставшись один, склонился над трупом госпожи Данглар. Вдруг он вздрогнул.
«А если она не умерла? — мелькнуло у него в голове.— Как быть? Позвать на помощь? Но тогда его сочтут убийцей, не поверят оправданиям и пошлют на эшафот!»
Раздались чьи-то шаги. Ансельмо вскочил на подоконник открытого окна, уцепился за ветви дерева и по ним спустился на землю. Он был спасен.
После долгого утомительного перехода и больших лишений Ансельмо удалось достигнуть границы, и спустя месяц он пробрался в Германию.
В течение десяти лет, честно трудясь, он тихо и скромно жил в Мюнхене. Но потом затосковал по родине, вернулся во Францию и поселился в Лионе.
Раз Ансельмо поздно вечером гулял по набережной Сены. Весь день шел густой снег, было довольно холодно, и он уже хотел вернуться домой, как вдруг на другой стороне улицы раздались крики. Слышались пьяные голоса, брань — очевидно, происходила ссора. Ансельмо, понятно, всегда старался избегать скандалов. Так же он хотел поступить и на этот раз. Ссора перешла в драку, били какую-то женщину.
— Негодяи! — кричала она.— Пустите меня! Мое дитя, дочь моя… Я не хочу… Помогите!
Бывший каторжник остановился, сердце его как-то болезненно сжалось, и он бросился на ту сторону улицы. Там какая-то женщина отбивалась от трех пьяниц, защищая скромно одетую девочку лет двенадцати.
— Да полно тебе ломаться, Зильда,— кричал осипшим голосом один из пьянчуг.— Гуляла ты с нами частенько, дай же и дочке с нами покутить…
— Поди-ка сюда, милочка, мы тебя научим уму-разуму.
Девочка отбивалась молча, не произнося ни слова. Один из негодяев поднял ее -на руки. Бывшая у нее в руках картонка упала на землю, раскрылась, и тюль и кружева рассыпались по снегу. Девочка глухо стонала и изо всех сил боролась со схватившим ее пьяницей. В этот момент она увидела Ансельмо и крикнула:
— Помогите!
Ансельмо одним ударом кулака сшиб с ног мерзавца, а затем расправился и с его товарищами.
— Будет с вас,— сказал он.— Другой раз поостережетесь.
— О, благодарю вас, сударь,— прошептала девочка, целуя руку своего избавителя.
Что-то дрогнуло в душе бывшего каторжника.
— Но моя мама… смотрите… Боже мой, она умирает!
Мать девочки без чувств лежала на снегу.
— Я помогу вам донести ее до дома. Где вы живете? — спокойно спросил Ансельмо.
При этом столь обыкновенном вопросе девочка вздрогнула.
— Там… на улице Траншефуан… я вас доведу…
— Так идем.
Ансельмо взял женщину на руки и понес ее. Они дошли до квартала, который пользовался весьма сомнительной репутацией, и углубились в узкий и мрачный переулок.
В подвальных этажах всех домов слышались пьяные голоса, шум, крики и песни, а за красными занавесками освещенных окон мелькали какие-то фигуры.
Отворилась дверь, и хриплый женский голос произнес:
— Вот погода-то! Добрый хозяин собаку на улицу не выгонит!
Девочка ускорила шаг и, наконец, остановилась у тяжелой двери.
В коридоре, подбоченясь, стояла какая-то женщина.
— Куда это вы провалились? — выкрикнула она.— Битых два часа шлялись и…
— Мама умирает,— ответила девочка, придерживая дверь.
На пороге со своей ношей показался Ансельмо.
— Ну вот, опять напилась! — крикнула женщина,— Видно, придется ее завтра вытурить…
— Эта женщина больна,— резко перебил ее Ансельмо, понявший, куда он попал.— Где ее комната?
— Больна? Полно вам врать!
— Сударыня, умоляю вас! — прошептала девочка.
— Ну хорошо… пойдемте, я вас провожу… Но завтра же с ней рассчитаюсь.
Она взяла фонарь и поднялась по лестнице, ступени которой шатались и скрипели… Из нижнего этажа доносились крики:
— А, Зильда явилась! Пусть придет сюда и споет нам песенку!
Больную внесли наверх, старуха отворила низенькую дверь. Все трое вошли в убогую комнату. Здесь на всем лежал отпечаток порока. Ансельмо положил больную на кровать и повелительным тоном сказал хозяйке:
— Пошлите немедленно за доктором.
— Полноте, господин, у нас этого и в помине нет… какого черта она больна… я ее каждый день на полчаса отпускаю, чтобы она сходила за дочуркой, которая живет в учении… загуляла, знать, и напилась.
Девочка застонала и, опустившись на стул, закрыла лицо руками. Чувство жалости, смешанное с отвращением, пробудилось в душе Ансельмо.
Он жалел эту девочку, перед которой, не стесняясь, говорили о позорной жизни ее матери, и с отвращением глядел на гнусную старуху, которая не щадила в ребенке детской любви и привязанности.
Ансельмо вынул из кармана двадцатифранковую монету и сказал:
— Пошлите сейчас же за доктором, я требую этого.
— Как вам угодно,— ответила старуха.
— И поторопитесь,— прибавил бывший каторжник.
— Сейчас, сейчас!
Старуха тяжело спустилась с лестницы. Ансельмо с женщиной и девочкой остались одни. Женщина лежала без движения, а ее дочь тихо плакала.
Ансельмо был смущен. Он, такой тихий и скромный теперь человек, попал сюда, в этот притон мошенников и негодяев всякого рода. Свой долг он исполнил: заступился за двух оскорбленных женщин, дал денег на доктора. Теперь надо поскорее уходить, чтобы не попасть в неприятную историю.
Ансельмо вообще избегал всякого столкновения с полицией, которая бывала часто некстати любопытна. Впрочем, после некоторого колебания, бывший каторжник кинул на стол шляпу и сказал:
— Трусость здесь неуместна, и доброе дело надо довести до конца.
До прихода доктора могло пройти с полчаса, а больная нуждалась в неотложной помощи.
Сам Ансельмо в своей долгой скитальческой жизни совсем отвык от людей и не знал, как подступить к несчастной, внушавшей жалость и отвращение.
Он обратился к девочке:
— Милое дитя мое, мне кажется, что…
Девочка обернулась к нему, тусклый свет фонаря осветил ее лицо, и Ансельмо только теперь разглядел ту, за честь которой он вступился.
Это было очаровательное создание. Ей было лет шестнадцать, хотя казалась она почти ребенком.
