Бернард Корнуэлл - Медноголовый
— Водяная гадюка. — угадал Старбак.
— Она самая. — одобрительно подтвердил Труслоу.
Гадюка замерла на миг у кромки воды, высунула раздвоенное жало и скользнула в воду. На дальнем конце долины занялся пожар. Старбак поскрёб брюхо и нашёл на коже с дюжину присосавшихся клещей. Впились паразиты на совесть, попытки отцепить привели только к тому, что капитан поотрывал им туловища, оставив головы на теле. От зноя и влаги было трудно дышать. Вода во фляге оказалась тёплой и противно солоноватой. Убив на шее комара, Старбак прислушался. Вдалеке, за поворотом долины взревели сотнями глоток южане, миг спустя клич сменился хором ружей с пушками и воплями боли. От начала атаки и до её неутешительного финала прошло не более двух минут.
— Несчастные дуралеи. — покачал головой Труслоу.
— Ну же, мятежники! Вы не заснули там? У нас для вас тоже пули найдутся! — дразнили янки затихшего противника.
Часов Старбак не имел, а по движению теней время определить не вышло.
— Наверно, ужинать пайками янки сегодня нам не судьба. — вздохнул капитан.
— Да я не столько на жратву зубы точил, сколько на хороший кофеёк. — невесело отозвался Труслоу.
— Хороший кофеёк сейчас в Ричмонде шестьдесят долларов килограмм.
Труслоу поражённо присвистнул:
— Ого!
— Шестьдесят долларов. — повторил Старбак.
Приподнявшись, он поймал на мушку первую попавшуюся стрелковую ячейку, послал туда пулю и спрятался, ожидая привычного уже града свинца, терзающего многострадальную деревяшку. Но вместо выстрелов с позиций янки донеслась команда прекратить огонь, многоголосо передаваемая от ячейки к ячейке. В бревно ударила одинокая пуля, и кто-то гневно прикрикнул, что был приказ не стрелять. Брови Труслоу, лежавшего лицом к занятому южанами склону, поползли вверх:
— Сук-кин с-сын…
Старбак повернулся и обомлел:
— Господь Всеблагий…
Северяне прекратили стрельбу, и Старбак отчаянно заорал своим тоже не стрелять. Выше по склону капитану вторил подполковник Бёрд.
Потому что на поле брани объявился Адам.
Он шёл, не скрываясь, будто на вечерней прогулке. Одет Фальконер-младший был в штатское платье и оружия при себе не имел. Но янки прекратили огонь не поэтому, а потому что Адам размахивал «Звёздами и полосами», бело-сине-красным стягом США. Едва пальба стихла, он опустил знамя и набросил на плечи на манер плаща.
— Он, что, рехнулся? — спросил Труслоу, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Не думаю. — сказал Старбак и крикнул, приложив ко рту сложенные лодочкой ладони, — Адам!
Фальконер-младший огляделся и направился к Старбаку, приветливо улыбаясь:
— А я тебя искал, Нат!
— Пригнись, Адам!
— Зачем? Никто ведь не стреляет?
Адам поднял голову, и северяне засвистели, заулюлюкали. Кто-то зычно осведомился, чего Адаму надо. Вместо ответа Фальконер-младший помахал рукой.
— Что ты, во имя всего святого, здесь делаешь? — спросил Старбак, не покидая укрытия за избитой корягой.
— То, что ты мне и советовал. — Адам, надевший свои лучшие туфли, поколебался миг, но потом, болезненно сморщившись, шагнул в лужицу грязи, обойти которую не представлялось возможным, — Добрый день, Труслоу. Как поживаете?
— Бывало и лучше.
— Я встречался с вашей дочерью в Ричмонде и, боюсь, был с ней нелюбезен. Будьте так добры, извинитесь перед ней от меня.
Добравшись до полоски сухого грунта, где прятались Натаниэль с сержантом, он встал у бревна, ничуть не таясь, словно никакой битвы здесь и в помине не было. Впрочем, да, в этой части долины не было. Солдаты обоих армий выглянули из укрытий поглядеть на чудака, без малейшей опаски разгуливающего в самой гуще сражения. Офицер-янки вновь окликнул Адама, спрашивая, что ему нужно? Адам жестами показал, что через мгновение всё станет ясно, Старбаку же он сказал:
— Ты был прав, Нат.
— Адам, ради Бога, пригнись!
— Мне ничего не угрожает, Нат. А что я делаю… Я меняю стороны. Делаю то же, что несколько ранее сделал ты сам. Я иду сражаться за Север. «Дезертирую», если так тебе понятнее. Не хочешь пойти со мной?
— Адам, пригнись, прошу.
Фальконер-младший окинул отстранённым взглядом ручей и усеянный трупами склон:
— Помнишь 23-й Псалом, Нат? Я иду долиною смертной тени и не убоюсь зла. Больше никогда не убоюсь.
Сунув руку во внутренний карман сюртука, он вынул пачку перевязанных зелёной ленточкой писем:
— Не мог бы ты передать их Джулии?
— Адам! — опять воззвал к его благоразумию Натаниэль.
— Это её письма. Я возвращаю их. Она отказалась пойти со мной, видишь ли. Мы поговорили по душам и, прояснив жизненные позиции друг друга, пришли к выводу, что жениться нам незачем.
Адам бросил связку писем на мундир Старбака, заметил Библию и, подняв её, перелистал:
— Неужели почитываешь Писание, Нат? А я думал, что ты поменял её на что-нибудь более полезное в твоём нынешнем занятии, например, на пособие по забою свиней. Молоденьких.
Он посмотрел поверх раскрытой книги в глаза Натаниэлю:
— Почему бы тебе не встать и не пойти со мной, Нат? Ради спасения своей души, друг мой?
— Пригнись, Адам!
Страх в его голосе позабавил Адама:
— Меня ведёт Господь наш, и Он бережёт меня, Нат! А как насчёт тебя? Ты лошадка другой масти? — он достал карандаш, сделал в Библии пометку, бережно положил её рядом с письмами Джулии и, помолчав, продолжил, — Несколько минут назад я объявил отцу, что именно намерен сделать, но, хоть я попробовал растолковать ему, что всего лишь следую воле Господа, он, по-моему, уверен, что это твоих рук дело скорее, нежели нашего Творца.
Адам обернулся на занятый южанами косогор и, опять повернувшись к Старбаку, произнёс:
— До свидания, Нат.
Подняв над головой флаг, он перебрался через корягу. Увязая по колено в тягучем иле и потеряв туфли на первых же шагах, тяжело побрёл к противоположному берегу. Он слегка прихрамывал из-за полученного под Манассасом ранения. Хромота стала заметнее, когда он, одолев ручей, стал карабкаться на вражеский склон.
— Рехнулся парень. — спокойно подытожил Труслоу.
— Чёртов святой болван! — горестно простонал Старбак. Наплевав на осторожность, он вскочил в полный рост и закричал, — Адам! Адам! Вернись!
Адам покачал флагом в знак того, что слышит, но не обернулся. Он шёл и шёл вверх, пока его не скрыли деревья у гребня. И тогда словно пали чары, на которых держалось зыбкое перемирие последних минут. Зазвучали приказы открыть огонь, и Старбак успел нырнуть в укрытие за доли секунды до того, как тишину разорвали выстрелы. Дым вновь затянул деревья, тела мёртвых солдат и вязкие берега ручья с пятнами стоялой воды в траве.
