Дарья Плещеева - Булатный перстень
— Тот, кто расскажет, назовет все имена. А это мы уже обсуждали.
— Еще и лишних добавит! — выпалил Михайлов.
— Я не знаю, как тут быть, — со вздохом сказал Ржевский, подспудно сие означало: может, ты знаешь?
Некоторое время оба молчали.
— Что-то мог бы сказать Нерецкий, — глядя в пол, с трудом выговорил Михайлов.
— Да, он знает некоторые имена. Я сам мог бы назвать князя как главного зачинщика этой мерзости. Тем более, что ему ничего не угрожает…
— Да, я помню.
— И его главного помощника также. Если бы я только был уверен, что он не втянет в это дело людей, виновных лишь в наивности своей…
Михайлов редко понимал более того, что сказано вслух. Но тут чувства были обострены. И сделалось ясно, что выбор — вот он, сию минуту надобно с ним что-то делать. Сенатор всячески показывал, какого ответа ждет.
— Полагаю, что не втянет, — тихо сказал Михайлов.
— Речь идет почти о сотне флотских офицеров. На одном «Ростиславе» их не менее двух десятков. Грейг нарочно там их собрал. И всякий нужен на своем месте…
— Догадываюсь, — едва удержав язык от упоминания мифической тысячи, произнес Михайлов. — Где им и быть, как не на Грейговом флагмане?
— Не возмущайтесь Грейгом. Он пытался быть честным во всем.
— Как тот чудак, что пытается сидеть одной задницей на двух стульях!
Ржевский засмеялся.
— Грейг уже свое получил. Недоверие государыни — самый достойный «приз». На словах не высказано, однако все претензии к Грейгу, так или иначе, прозвучали.
— Как же он будет дальше служить?
— Я не Сивилла Кумская и не Кассандра, но сдается мне, что… Грейг более служить не будет.
— Подаст в отставку?
— Хорошо, коли так.
Опять возникло тягостное молчание.
— Я, пожалуй, пойду, поищу Ерофеева с Усовым, — наконец соврал Михайлов. — И Новикова.
— Да, ступайте. Но — в одиночку?
— Возьму с собой мичмана Колокольцева.
— Мичман еще очень молод.
Михайлов понял: как бы юное создание не увидело чего лишнего и не проболталось. Ржевский догадывался, что Ероха с Усовым отлично знают, где Майков; возможно, держат его на мушке и ждут лишь знака от Михайлова.
— Мичман будет искать Новикова, который поставлен у канала, соединяющего пруды, и не откликался на зов.
— Бог в помощь, Михайлов. Когда выспитесь после бурной ночи — приезжайте ко мне. Вы у Колокольцевых будете?
— Нет. Я поеду домой.
У Колокольцевых было хорошо, но Михайлов хотел в маленькую комнатку, где стояла коротковатая кровать, где стараниями тещи Натальи Фалалеевны горела под образом Николы Морского неугасимая лампадка и пахло ладаном. Он должен был побыть наедине с собой в родном доме — там, где его дети.
— Буду ждать вас.
— Приеду.
Ржевский направился к лодкам.
— Эй, господин мичман! — позвал Михайлов.
— Алексей Иванович!
— Сбегай, покликай Новикова.
— Единым духом!
Родька пропадал довольно долго. Вернувшись, доложил: Владимир Данилыч сгинул в неизвестном направлении.
— Может, за этими господами в белых плащах гоняется? — предположил Родька.
— Чего за ними гоняться? Вон они — перед павильоном и на пристани, кроме разве пятерых, которые через реку вплавь ушли. Поэтому ступай поищи Новикова, пройди подальше, покричи. Где-то же он есть.
Родька в полнейшем недоумении ушел к прудам, а Михайлов крепко задумался.
Угнетала мысль о количестве имен, которое мог без всякого принуждения с готовностью назвать Майков, причем и проверить его было невозможно, масонам многие сочувствовали. Что тут может помочь, кроме пистолетной пули в висок, Михайлов не знал.
Убивать людей ему еще не доводилось. Как и приказывать. И намекать, что это было бы весьма желательно, — тоже.
А Ржевский хотел быть уверен, что Майков не заговорит…
Вдали звенел Родькин голос. Бас Новикова не отзывался. Михайлов крепко почесал в затылке: что делать? И ни одной мудрой мысли в михайловской голове не родилось.
В это время Александра и Нерецкий, держась за руки, плыли домой.
— Я тебя никому не отдам, слышишь? — шептала Александра.
— Да, да, — отвечал он.
— Никому… — и тут она вдруг вспомнила о Поликсене и Мавруше. Теперь, когда Нерецкий спасен, можно было и о них побеспокоиться. Вспомнила она также и о своих нижних юбках, оставшихся на ветках, — и тихо рассмеялась. Платье, в котором она была, годилось только на тряпки, и почему-то это радовало — нужно же хоть чем-то заплатить за счастье!
В дом на Миллионной они вошли, держась за руки. Следом Гришка вел пострадавшего в побоище Пашку.
Дворня всполошилась. Оказалось — никто не ложился спать, все выскочили в сени.
— Батюшки, барыня-голубушка! — запричитала Фрося. — Павла, дура, на извозчике приехала, кричит: беда, беда! А вы, голубушка наша, живы, целы!
— Идем, Фрося, в уборную, разденешь меня. Авдотья, Матрешка! Ставьте воду греть! Андрюшка, будешь служить с сего дня барину, — Александра показала на Нерецкого.
— Слава богу… — прошептала Татьяна, а Ильич перекрестился.
— Ездили-таки на поганый остров, — сказал он. — Говорил же! Что я на том свете барину Василию Фомичу скажу?
— Да ты нас всех переживешь! Андрюшка, раздевай барина! Подавай ему мыться!
Войдя в уборную и позволив снять с себя платье, Александра села в кресло. Вот и настал желанный час! Душа сгорала от любовного нетерпения.
Но оказалось, что Александра в пылу поисков и сражений не заметила приключившегося конфуза. Заметила Фрося и тихо засмеялась:
— Барыня-голубушка, до чего ж некстати…
— И впрямь… — расстроилась Александра. — Отчего только у нас, женщин, такое несчастье? Отчего с мужчинами не случается?
— У них, голубушка-барыня, свои беды. Особливо когда за пятьдесят.
— Молчи, охальница. Посмотри лучше, кружева с платья еще можно спасти?
— Штопать придется…
— Штопать! Мастерицу искать надо… или бог с ними, с кружевами… Забирай! Порежешь, отделаешь себе косынку.
— Голубушка-барыня! Косыночку надену на ваше венчанье!
Александра неожиданно для себя потянулась к Фросе и поцеловала в щеку. Горничная остолбенела.
— Воду тащи и вели ужин накрывать!
— Какой ужин, завтрак скоро!
— Ну, завтрак!
Коли не в объятия любимого — то хоть посидеть с ним рядом на канапе, угостить его, самой полакомиться, — решила Александра. Все равно ведь не заснуть.
Нерецкий после сиденья в подвале мылся долго и старательно. Он вышел в малую гостиную с мокрыми волосами, улыбаясь, как дитя. Александра устремилась к нему, обняла, прижалась, но не целовала.
