Государи Московские: Воля и власть. Юрий - Балашов Дмитрий Михайлович

Восемь чаш, наполненных медовухою, согласно и стройно были поднесены к устам восемью председящими за этим скромным праздничным столом в тесной тесовой келье, так подходившей к памяти того, о ком вспоминали сейчас и о ком будут впредь слагать легенды на Руси Великой – на Святой Руси, как можно было сказать теперь уже с полным правом после подвига Радонежского игумена и иных многих русских подвижников и святых.

Глава 55

«Царь Куидат паки прииде ратью к Одоеву на князя Юрья Романовича Одоевского». На Руси продолжался мор. «Железою и охрак кровию и умираху человеци и бысть туга и скорбь велия по всей земле».

Но что-то подломилось уже, где-то окончилось терпение, и Витовт, помня разговоры с дочерью, послал Василию Дмитричу помощь на царя Куидата, а сам выслал князей Андрея Михайловича, и Андрея Всеволодича, и Григорья Протасьевича, воеводу Мценского. Войско, соединившись с полками Юрия Романыча Одоевского, ударило на татар кучно. Куидат попросту не ожидал, когда вдруг русские полки старым монгольским обычаем стали вываливаться из перелесья один за другим и с глухим утробным ревом вгрызались в татарские порядки, обходя их со всех сторон. В бою был убит татарский богатырь Кача, великан и размером и силою, и воины толпами ходили потом смотреть на павшего героя. Все было кончено за какие-то два часа. Не то что полон – собственный гарем Куидата попал в руки врагу. Цариц, увешанных золотыми и серебряными монетами, в дутых золотых индийских украшениях, в китайском шелку, долгих платьях «дэли», расписанных ткаными драконами, выволакивали из шатра и под вой и плач служанок и рабынь – которых тут же, задирая подолы, насиловали на траве дорвавшиеся до ханского угощения воины, – взгромоздили на красные с исподу монгольские седла, связавши той и другой ноги под брюхом коня и отослали, одну – в Киев, к великому князю Витовту Кейстутьевичу, а другую – в Москву, к Василью Дмитричу Московскому. Судьба московской пленницы, кажется, оказалась получше литовской. Во всяком случае, ее не растерзали, не пустили по рукам молодшей дружины, а выдали замуж, предварительно окрестив, за холостого ратника младшей дружины княжеской. В третьем, не то четвертом, поколении этой семьи рассказывали уже о царице, влюбившейся в русского послужильца и бежавшей с ним на Русь, тщательно избегая поминать, как оно было на деле, как пропахшую конем и мочой женщину сволакивали с коня, как она кричала, первый раз попавши в русскую баню, подумав, что ее привели туда, чтобы сжечь заживо, как плакала, глядя на своего будущего суженого, с удивлением и тихою радостью узнавая, что будет не третьей, не четвертой женою русского молодца, а первою и даже единственной. И только высокие скулы да монгольский разрез глаз, проглядывавший еще и в начале восемнадцатого столетия, не давал забыть родовичам о далекой татарской царице, некогда вошедшей на правах жены в их русскую воинскую семью.

Мор то утихал, то возбуждался вновь. В северной Руси продолжалось то, что мы назвали бы борьбой с инфляцией. Псковичи вослед Новгороду тоже отказались от западных монет, которые почему-то очень дорого было купить и очень мало они начинали стоить при обращении с ними в торгу. Так же, как и новгородцы, плесковичи сковали серебряные деньги, разом прекратив тайное ограбление Руси с помощью артугов, грошей и кораблеников.

В Орде уже не было Едигея, не было гениального полководца, заставлявшего бояться себя и Литву и Русь, и медленно, но неуклонно, мало понимая, что происходит, Орда начинала разваливать, терять свое былое единство и могущество, последний раз предсмертным огнем вспыхнувшее при Тохтамыше – увы, бездарном полководце, сотнике, посаженном на ханский трон.

И чего не произошло, и что могло, должно было произойти на Руси в эти неуверенные неустойчивые годы, в эти последние три года власти Василия Дмитрича, что должно было содеять, чтобы заложить истинное величие страны, и заложить именно теперь, в самом начале, вернее в первой четверти пятнадцатого столетия, и с чем мы отстали на два столетия с лишком, вынужденные догонять тех, кто при ином раскладе судьбы сам бы догонял и догонял Россию, – не создали университетов. Ни в Москве, где он, как в столичном городе, был сурово и крайне необходим, ни в Твери, где он мог бы возникнуть, сообрази Михаил Александрович надобность дела сего, ни во Владимире, где университет мог бы устроить сам Фотий, ни в Ростове Великом, ни во всех названных градах единовременно… Почему так произошло? Почему и три столетия спустя наука была на Руси все еще «ободрана, в лохмотьях обшита, из всех почти домов с ругательством посбита»? Почему и наши западничающие «демократы» и теперь, в конце двадцатого столетия, обезьянничая перед Западом, изо всех сил сокращают расходы именно на образование и культуру, хотя даже на опыте первых десятилетий советской власти (не говорю уже про девятнадцатый век!) ясно должно было быть, к каким космическим высотам, и в прямом и в переносном смысле, способна рвануться наша страна при обычном регулярном и бесплатном школьном и университетском образовании! Почему? Что мешало тем же нашим монастырям стать рассадниками культуры, и богословской и светской: медицины, астрономии, филологии, знания языков? В Монголии, в единственном оставленном в доперестроечные времена буддистском духовном училище, пять языков изучали будущие ламы! Пять языков как минимум! Почему наши монастыри и сейчас, в эти годы освобождения, не становятся хранилищами книг, библиотеками всемирного значения, где могли бы заниматься приезжие научные сотрудники и студенты, где могли бы проходить научные конференции, как это я сам видел в Венеции, в католическом монастыре? Что мешает нашей церкви подняться к вершинам мировой культуры? Что мешает нашему потерявшему всякое уважение народа правительству обратить наконец должное внимание на высшее, в особенности высшее, образование, ибо еще Чехов сказал: «Нам не школы, а университеты нужны!» А начальное образование я бы и вовсе передал в руки церкви, токмо, разумеется, в руки Русской церкви, а не еврейской, не баптистской, адвентистской, иеговистской, евангелической и иже с ними, ибо имя им легион и изгнать их всех из нашей страны – это насущная необходимость нового времени.

Почему все-таки в России в начале пятнадцатого столетия не возникли университеты? Это трудно понять. Тем более трудно понять, зная, какое огромное значение имела для нас открытая наконец в Москве славяно-греко-латинская академия. Почему же это не было сделано еще два-три столетья назад? Перед этим вопросом я лично замираю в какой-то неизбывной растерянности, тем паче ведая о талантах нашего народа, об огромных результатах образования и образованности в нашей стране! Почему? И не нахожу ответа. Чума? Да и чума-то к нам с Запада пришла! Внутренние гражданские войны? Но ни гуситов, ни Реформации у нас все-таки не было! Нехватка средств? Но при всегдашней твердой центральной власти в стране средства могли найтись даже в большей мере, чем это было в разорванном на графства и герцогства Западе!

Почему Иван III, покорив Новгород, уничтожил бесплатное городское образование, серию училищ, существовавшую на вечевые деньги, и через двадцать лет в этом не столь давно культурнейшем городе Руси уже не из кого стало набирать священников? Почему наши образовательные начинания – школа Ярослава Мудрого в Киеве, выпустившая целую плеяду замечательных переводчиков, ораторов, просветителей; христианских подвижников; «Григорьевский затвор» в Ростове Великом, откуда вышел целый ряд выдающихся деятелей нашей культуры, вышли Кирилловичи, Стефан и Варфоломей, будущий Сергий Радонежский, вышел Епифаний Премудрый, вышел Стефан Пермский, креститель зырян, – почему эти замечательные духовно-образовательные твердыни не породили твердого непрерывного наследия своего, не превратились в то, во что должны были превратиться? Почему так захирела и угасла славяно-греко-латинская академия в Москве, начальное (и не плохое!) образование в которой получил сам Ломоносов? Почему так выродился Пушкинский лицей, так и не ставший новой Платоновской академией? Почему заведенная у нас с трудами великими и с опозданием на три сотни лет Академия наук так и осталась какою-то полузападною, о чем писал еще великий Менделеев в конце прошлого века? Почему? Почему? Почему? Почему мы отстали в одной из корневых духовных наук, в богословии, хотя и утверждаем, что именно мы – хранители заветов вселенского православия, истинных заветов Христа? Да, конечно, советская власть и вся мощь напора, направленного на уничтожение Русской православной церкви… Кстати, эта вся мощь с «перестройкой» обратилась самым фантастическим образом прямо в противоположную сторону: прежние гонители православия заполняют наши монастыри и церкви, и даже епископат оказался в руках экуменистов… И опять почему? Почему? Почему?!