Френсис Мэсон - Золотой адмирал
Мимо Уайэтта пролезла с виду слегка набравшаяся, отдающая потом бабенка с завитыми, окрашенными в оранжевый цвет волосами — по моде, введенной ее величеством и двором.
— Э, да тут Питер Игривый. Как поживаешь, козленочек?
— Убирайся, пьяная шлюшка, — прорычал Хоптон. — С тобой и тебе подобными я дел не имею.
Девка рассмеялась и показала ему язык, но все же удалилась, явно разочарованная. Только тогда Питер, который до этого сидел спиной к Уайэтту, заметил своего кузена. Он шумно и радостно расхохотался и тяжело подошел к нему, раскрывая объятия. Затем заказал холодную птицу, вареную капусту и кружку лучшего эля.
— Как поживает твоя милая женушка? — наконец осведомился он. — И твоя малышка?
Уайэтт улыбнулся, он знал, что Питер с необычным теплом относится к детям.
— В целом хорошо. Вот только Генриетта засопливилась.
— Тогда повесь ей на шейку срезанную дольку свежего чеснока — лучшее средство от этой напасти, — посоветовал Питер, глубоко затягиваясь из почерневшей глиняной трубки и выпуская такое количество дыма, что желтолицый зашелся в кашле. — Между прочим, кузен, говорил я с одним из Сент-Неотса. Вспомни: Джо Элвин, который жил рядом с мельницей Диддингтона.
Как обычно, при упоминании Сент-Неотса Уайэтт напрягся, насторожился.
— Да, помню. И что там интересного? Мой уважаемый тесть все еще торгует тканями?
— Да, но Джо сказал, что старик стал частенько прихварывать. Говорят, он мечтает поцеловать свою любимицу-дочку еще хоть разок перед тем, как его отнесут на кладбище.
— Я бы рад свозить ее домой, — ответил Уайэтт, — да не осмеливаюсь. Причину ты знаешь прекрасно.
Он снова увидел себя вылезающим из тюремного окна в Хантингдоне и бегущим со всех ног по лесу в родное селение. Странно, как часто он совсем забывал, что в глазах закона они с Питером — убийцы, сбежавшие от королевского правосудия. Он радовался, что Сент-Неотс — такая крошечная деревушка и что до ухода на службу к капитану Фостеру он совсем не выезжал за пределы Хантингдона ни на юг, ни на север.
— Возьми свой плащ, Питер. У меня есть сведения о фрегате, захваченном у итальянцев, который, возможно, нам подойдет. Давай хоть поглядим на него.
Питер снова появился через минуту в темно-синем плаще и конической кожаной шляпе с плоским верхом, из-за очень низких полей напоминающей сахарную головку.
Опытным глазом Уайэтт установил, что этот построенный французами фрегат будет получше изношенной старой «Катрины»и крепкой, но тихоходной «Надежды». К тому же фрегат был крупнее — водоизмещением в сто восемьдесят тонн, как сказали его продавцы, — и потому достаточно тяжеловесным, чтобы справиться с предатедьской зыбью и теми поперечными течениями, из-за которых Узкое море имело дурную репутацию.
Хозяин трофейного судна, видя на лицах Питера и Генри глубокое удовлетворение, заломил астрономическую цену. И прошло целых три дня в торгах, — на всякое предложение следовало контрпредложение, — пока наконец Уайэтт и продавец не ударили по рукам, сойдясь на цене в 987 фунтов. Питер взял на себя львиную долю, но взбесился, как бык на покрытии коров, когда Уайэтт сказал, что имеет право менее чем на пятидесятипроцентный доход с их фрегата, который они решили назвать «Морской купец».
Для Уайэтта теперь начинался один из счастливейших периодов его жизни. Он переправил свой быстроходный, с низкими надстройками фрегат в Львиный док и там внимательно осмотрел его парус за парусом, брус за брусом, вникая во все даже самые мелкие детали его рангоута и бегучего такелажа. Все, что не было в лучшем состоянии, он немедленно продавал за любую предлагаемую цену.
Вот когда опыт продолжительной службы Уайэтта на королевской верфи ему пригодился. Он безошибочно выбирал самые выгодные позиции для орудийных портов. Фрегат, как решил Генри, может вместить десяток орудий, ведущих огонь по борту, и столько же кулеврин и фальконетов, установленных в вертлюгах вдоль поручней, для стрельбы в настил по палубам вражеских кораблей или для отражения идущих на абордаж.
Однажды вечером Кэт покинула свой хотя и приятный на вид, но, однако, холодный и темный каменный коттедж у Бэтл-бридж, чтоб взглянуть на «Морского купца». Проникшись интересами супруга, она близко познакомилась со всеми вариантами корпусов, какие видела проплывающими по Темзе. Более того, она могла по обводам корпуса угадать, какую скорость способно развить судно, могла оценить, правильно или неправильно расставлены его мачты.
— Он действительно красавчик, — очарованно пробормотала Кэт, сжимая руку супруга, — и, похоже, славно будет сражаться, когда на нас пойдут испанцы. А как насчет команды?
Обеспокоенное выражение проползло по широкому с медным оттенком лицу Уайэтта. Было прекрасно известно, что отряды вербовщиков и пьянящие обещания высокого жалованья поглотили почти всех дееспособных мужчин в Лондоне, Гринвиче и в деревушках, усеявших устье Темзы. А тюрьмы, обыкновенно главный источник непрофессиональных матросов, освобождались от должников и правонарушителей, которые отправлялись на службу в Нидерланды, где граф Лестер все еще вел томительную перемежающуюся войну против французов и испанцев.
Как раз сейчас транспорт принимал длинную шеренгу закованных в цепи истощенных бедолаг, одетых в безобразное, скверно пахнущее рванье. Понукаемые ударами, угрозами и руганью, эти несчастные наемники сгонялись в темные трюмы корабля, где им долго предстояло пребывать в душной тесноте. То, что он отбудет только на следующий день, Уайэтт вскоре узнал у проходившего мимо моряка: транспорту надлежало еще принять колонну заключенных, шедшую из таких далеких графств, как Хартфорд, Бэкингем и Суррей.
Уайэтт с женой взошли на борт фрегата, переступая через небольшие кучки опилок, щепок и кусочков древесных отходов. В дальнем конце палубы все еще лениво дымился котел со смолой. Кэт читала на горячо любимом лице супруга энтузиазм, решимость, радостную надежду, и это ее ободряло, но в то же самое время воображение настойчиво рисовало ей, как «Морской купец» обменивается залпами с большими плавучими замками испанского короля — кораблями, вооруженными шестьюдесятью или семьюдесятью орудиями. Как мог маленький фрегат противостоять им со своим десятком пушек? По всей Англии шли споры по тем же самым вопросам.
Сквозь косые нити дождя, вздувавшего похожие на жемчужины пузырьки на мутной воде Лондонского Пула, Генри Уайэтта, по его просьбе, повезли в док Экзекуций, где вершилось королевское правосудие в отношении моряков.
Легкий туман скрывал корпуса кораблей, стоявших в порту, ветер стих, и удары о воду весел нанятой им гребной баржи казались чем-то необычайно значительным. Уайэтт давно уже установил местонахождение транспорта и, несмотря на этот мешающий видимости туман, мог догадаться, где он находится, по скверному запаху, плывущему над водой.
