Сабина Мартин - Маска
Вендель окунул руки в бочку с дождевой водой, стоявшую у хижины, и умылся. Он был уверен, что вскоре все успокоится. Еще до наступления зимы мать обязательно проведает его. Она захочет удостовериться в том, что с ним все в порядке. И каждый раз, когда на улице будет бушевать гроза, Катерина, волнуясь за единственного сына, который сидит в этой хижине один-одинешенек, будет пилить своего супруга. И к весне дело уладится.
По крайней мере, Вендель надеялся на это, хотя бывали дни, когда он думал, что разрушил свою жизнь. И все же он ни на мгновение не усомнился в своем решении, даже в самый тяжелый час. Лучше прожить честную жизнь в одиночестве, чем вечно лгать. И хотя он огорчил и обидел Ангелину, когда-нибудь — в этом Вендель был уверен — она будет благодарна ему за честность.
Юноша вернулся в хижину. Из мебели тут была только небольшая лежанка с соломенным матрасом и одеялом из овечьей шерсти да небольшой сундук. Усевшись на сундук, Вендель развернул льняной сверток, достал хлеб, налил из кувшина вина в кружку. Хлеб нужно было макать в вино, чтобы он казался не таким черствым. Завтракая, Вендель раздумывал. Может быть, поискать счастья в другом городе? Он был опытным виноторговцем, немного разбирался в виноделии, наверняка его услуги где-нибудь да понадобятся. Но Вендель мог наняться только слугой, а уж о том, чтобы стать гражданином другого города, и речи быть не могло. Правда, он мог поехать в Эсслинген. Городской совет задолжал ему услугу. Возможно, советников настолько замучает совесть, что они дадут Венделю разрешение открыть свою винную лавку. Он будет работать день и ночь и уже через пару лет сможет приехать к родителям как состоявшийся купец и отдаст отцу в десять раз больше денег, чем тому пришлось заплатить Урбану. Он помирится с отцом и матерью, и все вернется на круги своя. Вендель вздохнул. Мечты, мечты…
Какой-то звук отвлек его от раздумий. Стук копыт! Вскочив, Вендель распахнул дверь. Кто-то ехал к нему по дороге от Ахальма. Вполне вероятно, что родительский гнев уже угас и это мама едет проведать его…
На белой лошади действительно скакала женщина. Но то была не Катерина, а какая-то незнакомка, и, судя по ее наряду, весьма состоятельная госпожа. Сюрко из красного бархата со шнуровкой по бокам; доходившие до локтей рукава украшены роскошными кружевами. Под плащом — платье из темно-зеленого шелка. На ногах незнакомки — сапожки из дорогой кожи с модными острыми носками.
— Вы Вендель Фюгер? — спросила девушка.
Только теперь Вендель обратил внимание на ее лицо. От этого зрелища у него перехватило дыхание: синие, как небо, глаза, нежная бледная кожа, огненно-рыжие волосы, заплетенные в две косы. Но его потрясла не ее красота. Все дело было в странном ощущении, которое он испытывал, глядя на нее. То было ощущение родства, близости. Казалось, что он давно знает эту девушку.
Незнакомка улыбнулась.
— Что случилось? Лишились дара речи?
Вендель кашлянул.
— Прошу вас, простите мне такую невежливость. Нечасто сюда приезжают столь очаровательные гости.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнила незнакомка. — Вы Вендель Фюгер, виноторговец из Ройтлингена?
— Да, это я. — Вендель пытался побороть головокружение, из-за которого ему казалось, будто он стал легким, как пушинка, подхваченная весенним ветром. — Но должен отметить, что у вас теперь преимущество передо мной, дорогая госпожа. Вы знаете, кто я, мне же неизвестно ваше имя.
Девушка кивнула.
— Но разве вы не знаете, кто я?
И вдруг Вендель увидел сходство.
— Вы… Вы родственница Мертена де Вильмса?
Незнакомка улыбнулась.
— Родственница? Да, наверное, можно и так сказать. Я… его сестра. Его сестра-близнец.
— С ним все хорошо? — спросил Вендель. — Я волновался, когда он исчез.
— С ним все хорошо. Даже очень. Но, к сожалению, ему пришлось уехать. Далеко. Но зато он прислал к вам меня.
— Уехать? Но куда?
— Какая разница… Его нет. А я есть.
— Вы так и не назвали мне свое имя.
Девушка задумалась.
— Мелисса, — наконец сказала она. — Мелисса де Вильмс.
— Приятно познакомиться, Мелисса де Вильмс.
— Взаимно, Вендель Фюгер. — Она спешилась и подошла к нему. — Я слышала, вы впали в немилость у родных?
Вендель понурился.
— Я очень разочаровал моих родителей. Но тут уж ничего не поделаешь. Когда-нибудь они простят меня. — Он указал на хижину. — Мое жилище оставляет желать лучшего, иначе я пригласил бы вас войти в дом. Мне даже нечем вас угостить.
— Меня не нужно ничем угощать, Вендель.
— Я могу вам чем-то помочь?
— Можете.
— Что бы это ни было, считайте, что я готов это сделать. — Сердце Венделя билось так гулко, что Мелисса, должно быть, слышала его стук.
Она протянула руку и нежно коснулась кончиками пальцев его щеки.
— Ты до сих пор не догадался, Вендель?
И в этот миг его осенило. Осторожно, словно девушка была призраком, готовым развеяться в воздухе, Вендель приник к ее губам.
— Мелисса… — прошептал он. — Мне неважно, зовут тебя Мертен или Мелисса. Только не исчезай больше.
Эпилог
Мелисанда воткнула лопату в землю и вытерла лоб рукавом. Дело было сделано. Свежевскопанная земля на поляне в лесу — вот и все, что осталось от ее прежней жизни. Все, что напоминало о дочери купца Конрада Вильгельмиса, о палаче Мельхиоре, о служанке Мехтильде, о писаре Мертене. Все это лежало в глубокой темной могиле. Накидка палача, кое-какая одежда, восковая табличка и меч, которым она убила Оттмара де Брюса, были погребены навек. Мелисанда оставила себе только книгу о приключениях Гавана и пузырек с розовым маслом. Как и деньги, найденные на теле де Брюса. С семью фунтами геллеров и своими золотыми монетами Мелисанда могла начать с Венделем новую жизнь. А следующей весной земля на этой поляне зарастет свежей травой и ежевикой, скроется под пологом старой листвы. И никто никогда не найдет этот тайник.
Услышав хруст ветки, Мелисанда вздрогнула. Она оглянулась. Уставилась в густые заросли. Ничего.
Опять что-то хрустнуло.
Мелисанда взяла в руки лопату.
На поляну из леса выбежала лань, испуганно замерла и помчалась прочь.
Мелисанда, облегченно вздохнув, улыбнулась. Даже Вендель не знал, куда она отправилась сегодня утром. Были вещи, о которых ему лучше не знать. Вещи, о которых Мелисанде придется молчать до конца своих дней. При мысли о Венделе ее сердце забилось чаще. Нужно поторапливаться, он уже, должно быть, беспокоится. А Мелисанда не хотела доставлять ему неприятности.
