Станислав Рем - Двадцатое июля
Пока машина пробиралась сквозь заторы и пробки, образованные вследствие недавнего авианалета, пальцы шефа гестапо выбивали по кожаной спинке кресла тирольский танец.
«Ай да БургдорфІ — Мюллер нервно покусывал нижнюю губу. — Недооценили мы его. Хотя почему «мы»? Я недооценил! Я один. Шилов наверняка о корректоре не упомянет. И правильно сделает. Не дай бог, кто-нибудь захочет взглянуть на показания русского. Не нужно, чтобы кто-то еще знал, как пересеклись их дорожки. Но каков же подлец корректор…»
Машина притормозила рядом с подбитым танком. Мюллер поздоровался со всеми сразу и, слушая доклад Тимана, прошел в сопровождении сотрудников к трупу Мейзингера.
Тиман и Кнохен, если верить их устному отчету, уже тщательно осмотрели труп коллеги и пришли к интересным выводам.
— Судя по всему, их было двое, господин группенфюрер. Смотрите, — Кнохен откинул серое одеяло, позаимствованное из подземного логова Бургдорфа, и глазам Мюллера предстал обнаженный труп Мейзингера. Глубокая рана в области паха и, естественно, вздутие.
— Не говори загадками. — Мюллер не отрываясь смотрел на труп,
— Сначала ему дали пинком по яйцам, а после связали.
— Слова подбирай. — Мюллер склонился над покойником. — По голове, судя до всему, тоже ударили. А умер от удушья. — В шефе гестапо вновь проснулся следователь-криминалист, каковым он являлся добрый десяток лет. — Почему решили, что их было двое?
Мюллер бросил взгляд на Тимана, но ответил Кнохен:
— Следы остались.
— На битом кирпиче?! Тоже мне, следопыты…
— Смотрите сами, шеф. — Кнохен поднял с земли небольшой кусок арматуры и указал им на предполагаемые следы преступления: — Один лежал вот здесь, на обломках щебня, когда второй душил Мейзингера. Видите следы крови? Видимо, один из преступников ранен. Смотрите теперь сюда: вот след от руки. И здесь. И в этом месте. Ему, судя по всему, было тяжело подниматься.
Мюллер скептически предположил:
— Но он мог сначала задушить, а после упасть.
— Тогда зачем ему понадобилась фляга с водой? — парировал Тиман. — У Мейзингера при себе всегда имелась фляга. Простая армейская фляга с водой. Он при мне ее утром наполнил. Кстати, бутерброды тоже пропали. И вот еще, смотрите. — Тиман указал на следы темных капель в пыли, с противоположной стороны от предполагаемого места падения преступника. — Тот, кто душил, страдал, судя по всему, от жажды. Вода пролилась на землю. Пил жадно, большими глотками. Выходит, с момента нашего прибытия он, то есть подозреваемый, находился где-то здесь, рядом с нами. Причем в таком месте, где не было ни воды, ни еды. Вот потому он и забрал трофеи.
Мюллер окинул взглядом местность и задержал его на обгоревшем танке.
— Проверяли? — кивнул он на остов машины.
— Нет.
— Так проверьте. Или мне вместо вас ползать на брюхе?
Пока подчиненные обследовали место недавнего боя, Мюллер присел на обломок стены, достал сигареты, закурил. Наблюдая за работой подчиненных, он пришел к мысли: группу Мейзингера следует ликвидировать. Жаль, но иного выхода нет. В первую очередь потому, что тот знал об участии Небе в заговоре. А отдавать шефа крипо на растерзание СС Мюллер не собирался. И длительная дружба здесь была ни при чем: Небе имел серьезные контакты в криминальном мире, и не только в Германии. А те люди могли сотворить все что угодно. В том числе и помочь, если нужно, спрятаться Сделать нужные документы. Вывезти из страны.
Следователи прекратили поиски доказательств, вернулись к начальству.
— Нашли что-нибудь? — спросил Мюллер.
Тиман удовлетворенно кивнул:
— Совершенно верно, группенфюрер. Под днищем обнаружены следы пребывания человека уже после боя.
— Еще раз проштрафитесь, сошлю на фронт, — пообещал Мюллер. — Всё запротоколировать и оставить у моего секретаря. — Он снова подошел к телу покойного, еще раз взглянул на него и набросил сверху одеяло. — А теперь отведите меня к подвалу, где прятался старик.
Позже, возвращаясь в Управление, Мюллер поймал себя на мысли, что впервые за долгие годы работы в полиции перестал владеть ситуацией. Люди, вроде бы находящиеся под каждодневным скрупулезным контролем, стали либо неожиданно погибать, либо непостижимым образом исчезать. И он, несмотря на весь аппарат Берлинского отделения гестапо, почувствовал вдруг себя совершенно беспомощным. События текли сами собой, без всякого его контроля. Яркий пример тому — встреча русского с двойником. И еще одна мысль привела Мюллера в трепет: чем больше он прилагает усилий для того, чтобы взять дело в свои руки, тем больше появляется тупиковых ситуаций, а вместе с ними и трупов. Теперь вот появление этого таинственного третьего… Друг корректора? Сообщник? Любовница? Или любовник? Нет, ну как можно работать в такой обстановке?..
Мюллер откинулся на спинку сиденья автомобиля и закрыл глаза.
«О том, где скрывается двойник фюрера, знали только двое: русский Курков и журналист Штольц. Первый всю ночь находился в казарме, Скорцени и Литценберг это подтвердили. Второй мертв, сгорел в собственной квартире. Тогда кто этот третий? С чьей стороны? Если со стороны Бургдорфа, то зачем он доверился Куркову? А что, если третий появился уже после русского? И следил за моими людьми?..» — Холодный пот проступил на лбу шефа гестапо.
«А что, если Бургдорф некоторое время назад спелся с кем-то из нынешнего руководства и теперь меня просто «играют»?» — Группенфюрер ужаснулся не на шутку. С них станется. Провернут операцию с двойником, выставят его гестапо в невыгодном свете и — прощай, папаша-Мюллер! А что после? Тюрьма? Нет, он слишком много знает, чтобы сидеть за решеткой. Значит, пуля или петля…
Мюллер открыл дверцу засекреченного шкафчика в боковой стенке авто, посмотрел на бутылку коньяка, зафиксированную двумя ремнями, тяжело вздохнул и закрыл створки. Нет, сейчас пить нельзя. Сейчас нужно все трезво оценить и просчитать. Он выпьет только тогда, когда поймет, что его заднице ничто не угрожает. Или наоборот. «Мельник» набычился: ну уж нет, гестапо-Мюллер так просто уничтожить себя не позволит
* * *Борман окинул взглядом зал, вмещающий в себя более пятиста человек. В нем собрались сейчас гаулейтеры всей Германии. Вчера вечером и сегодня утром все они по его вызову в срочном порядке явились в Берлин.
Совещание назначили на полдень. Однако открытие задержалось. Причиной тому стало желание рейхслейтера лично проверить списки прибывших. Вскоре по залу пронесся слушок, будто тех, кто проигнорировал прибытие в столицу, ждет виселица.
В зале стояла тишина. Голову каждого присутствующего здесь руководителя местной партийной организации сверлила одна мысль: что будет дальше? Новая чистка, как в июне 1941-го, когда Рудольф Гесс сбежал в Англию? Тогда много голов полетело. На всех уровнях. Так то просто побег, а тут — покушение на жизнь самого фюрера. Нет, такое не прощают.
