Ф. Ван Вик Мейсон - Серебряный леопард
Когда бронзовое, плохо видное из-за клубов пыли солнце стало подыматься выше, многие воины повалились наземь без сознания – они лежали, беспомощно распростертые, и жалобно молили дать им воды.
Для Эдмунда было настоящей пыткой ждать и ждать в муках неведения, где же за этими стенами можно разыскать Аликс де Берне… если, конечно, ее не вывезли в глубь страны.
Допрос пленных дал сэру Изгнаннику тревожные сведения. Огромный сарацин, которого видели на яффской дороге в позолоченной кольчуге и с пером цапли в тюрбане, это некий эмир Муса Хабиб, известный воитель. Помимо дворца в Иерусалиме, Муса владел небольшим эмиратом за Мертвым морем – владение это называлось Сазором.
Эдмунд со всем тщанием расспрашивал каждого пленного, кто признавался, что знал этого эмира. Его интересовало одно: как Муса относится к своим пленникам, в частности к пленным женщинам? Самые подробные сведения ему удалось получить от худощавого, темнолицего молодого арабского князька: хотя руки молодого араба были скованы, голову он держал высоко и смотрел горделиво.
– Скажи правду, – убеждал его Эдмунд, – и тебе не причинят никакого вреда. Как этот Муса Хабиб относится к своим пленникам?
– Мужчинам он собственноручно отрубает головы, чтобы испытать остроту своих новых турецких сабель.
– А что бывает с женщинами?
Тень удовольствия промелькнула на лице молодого сарацина и тотчас исчезла.
– Уродливых женщин он продает в рабство, но красивых оставляет для собственного особого развлечения.
– Особого развлечения? – с нескрываемым ужасом спросил Эдмунд.
– Для развлечений слишком сложных и необычных на вкус большинства людей.
– Погоди! Разве он никогда не продает знатных дам за хороший выкуп?
– Никогда. Он оставляет этих христианских ведьм для своих наиболее фантастических затей, поскольку эти шлюхи не заслуживают лучшей судьбы. Он также…
Настолько непереносимы были эти оскорбления араба, что Эдмунд, воспылав необычайной для него яростью, чего не случалось с ним уже много месяцев, выхватил меч и одним взмахом отсек князьку голову. Обезглавленное тело сарацина еще долго оставалось стоять, разбрызгивая фонтаны крови из нескольких артерий; затем, содрогаясь, упало к ногам Эдмунда.
Штурмовая башня с трудом продвигалась вперед, а мусульмане непрерывно стреляли в нее, пока передняя часть башни не покрылась стрелами, торчащими, как иголки на спине ежа. Когда это сооружение со скрипом подошло совсем близко, обороняющиеся обрушили на нее пылающие связки хвороста и бочонки с горящей нефтью. К счастью, это не был секретный греческий огонь, иначе огромная штурмовая башня наверняка бы запылала и рухнула, несмотря на прикрепленные к ней влажные шкуры, мешающие возгоранию.
Во второй половине дня осаждающие показали неверным свое новое знамя. Русая голова Танкреда, пренебрегавшего опасностью, замелькала на фоне стены. Держа в высоко поднятой руке белое знамя с изображением ярко-красного креста святого Георга, он вызывал врага на бой.
Засвистели стрелы неверных, отскакивая от твердой спекшейся земли – разлетаясь в стороны, они ранили не прикрытых щитами христианских воинов. А башня все надвигалась, пока не оказалась на расстоянии длины двух копий от стены.
Тогда граф Танкред дал сигнал к штурму. Его люди и люди герцога Готфрида бросились вперед, устанавливая тяжелые штурмовые лестницы. Но как только это удавалось кому-либо из них, сарацины, используя длинные шесты с крючьями, опрокидывали лестницы, сбрасывая карабкавшихся по ним людей на каменистую почву. К этому времени осадная башня загорелась в нескольких местах, и главные усилия нападавших были обращены теперь на ее спасение. Когда солнце опустилось, осадная башня все еще стояла, чуть дымя, окруженная грудой мертвых тел.
Атакующие отступили, но недалеко, опасаясь, что неверные могут рискнуть на вылазку и разнесут в щепы осадную башню. Утомленные христиане разбили лагерь, пытаясь утолить мучительную жажду.
В течение ночи Эдмунд, Герт и другие рыцари трудились, поднося свежий запас камней для катапульт и железные бруски для баллист, нужны были и канаты взамен стершимся на катапультах и таранах.
К полуночи цепочка факелов потянулась к Долине Проклятых. Это были женщины, подносящие пищу и питье тем, кто не имел ни того, ни другого с самого восхода солнца. Розамунда и Хлоя наконец обнаружили остатки отряда из Сан-Северино. Люди чинили сломавшуюся баллисту. Они трудились с большим усердием, слушая, как на стене вверху позвякивает оружие, раздаются голоса и звуки, свидетельствующие о том, что сарацины восстанавливают кладку каменных стен.
– А где же мой брат? – встревожено спросила Розамунда. – И сэр Робер из Сан-Северино? С ними все благополучно?
Те выступили из тени и рассказали о пленении Аликс; Робер де Берне, казалось, сразу постарел на десять лет. Его взгляд впился в стройную фигуру Розамунды; склонившись, он пылко поцеловал ей руку, а затем попытался съесть несколько ломтей хлеба и сыра, запивая их жадными глотками разведенного водой вина.
Хлоя между тем отошла в сторону, негромко окликая сэра Герта Ордуэя. Вернулась она нескоро.
Осаждавшие ели в полном молчании. Когда они покончили с этим занятием, Эдмунд нежно поцеловал сестру, еще немного постоял так же молча, удерживая ее за руки и глядя ей в глаза.
Через несколько часов для крестоносцев должны были наступить решающие события. Если, употребив все свои силы и волю, всю свою веру, они все же потерпят неудачу, то погибающее от голода и жажды, истощенное воинство Креста вынуждено будет поспешно бежать, пока мусульмане еще не подтянут свои силы из Египта.
Глава 18 ВЗЯТИЕ ИЕРУСАЛИМА
Перед самым рассветом летописец устало отложил перо, перевязал шнурком свой теперь уже обширный манускрипт и уложил его в крепкий ящичек. Надев кольчугу и шлем, он встал на колени перед мечом, воткнутым в землю, и произнес покаянную молитву, умоляя Господа дать ему силы для предстоящего дела. Сняв щит с плеча, он укрепил его ремень, подтянул пояс для меча и вышел из палатки, чтобы присоединиться к толпе рыцарей, собирающейся за осадными машинами. Они снова готовились действовать.
В нетерпеливом ожидании сжимались сердца, когда в предрассветной мгле перед ними выросли темные громады башен и массивные стены, которые им предстояло штурмовать.
Ночью знатные рыцари под водительством барона Дрого из Четраро обошли крепостные стены вплоть до северо-восточного угла и узнали, что провансальцы взломали первую внешнюю стену и засыпали ров между нею и главной стеной, обеспечив таким образом проход для своей осадной башни к самому верху стены. Но и неверные под покровом ночи установили там баллисты. Теперь они поджидали атакующих, приготовив для встречи связки хвороста, вымоченные в нефти, кучи стрел и дротиков. Не ведающие ничего крестоносцы дремали у штурмовых лестниц, достаточно высоких, чтобы достичь вершины сорокафутовых стен Иерусалима.
