Луи Буссенар - Секрет Жермены
Их разговор внезапно прервало появление надзирательницы Жозефины. Она вошла тяжелой походкой и сказала смеясь:
– Вот заболтались… вижу, не скучаете вдвоем… на сегодня довольно. Завтра опять увидитесь.
Женщины молча посмотрели друг на друга, вложив во взгляды все свои чувства, и покорно расстались.
На другой день – уже пятый после заточения Жермены, когда она готовилась отправиться к своей подруге, надзирательница сказала, что они смогут встретиться только вечером.
– Надеюсь, с мадам ничего не стряслось?
– Просто небольшой нервный припадок, это с ней случается.
В четыре часа Жермена намеревалась спросить надзирательницу, когда они пойдут во флигелек Маркизетты, но вдруг услышала на дорожке, посыпанной песком, звук шагов, показавшихся знакомыми.
Жозефина, даже не спросив разрешения войти, объявила:
– Граф де Мондье!
ГЛАВА 12
Мондье поклонился. Жермена встретила его холодно, на лице никак не отразилось волнение. Он явно нервничал.
– Дорогая Жермена, печальная ошибка сделала вас здешней пленницей, я пришел освободить…
– Поздно спохватились! После того, как меня подвергли насильственным и унизительным процедурам. Но если уж вы пришли, чтобы разорвать мои цепи, как говорится в театре, сделайте, чтобы меня выпустили отсюда немедленно, и разговор наш будет кончен.
Такая независимость и резкость заставили посетителя несколько растеряться, но все-таки он сказал:
– Прежде мы должны серьезно потолковать о наших взаимоотношениях.
– Следовательно, вы хотите, чтобы я купила свою свободу… Намерены поставить мне какие-то условия. Одним словом, воспользоваться тем, что я нахожусь в западне, вами же и уготованной для меня.
– Здесь только один человек вас горячо, безумно любит. Он сделает все, что вы захотите!
– При условии, что я ему уступлю… Посмотрим… Но прежде мне хотелось бы знать, с кем я сейчас имею дело, с де Мондье или с его двойником Лораном Шалопеном?
Граф, видимо, был готов к подобному вопросу, он печально улыбнулся и спокойно ответил:
– А! Видимо, вы говорили с этой несчастной сумасшедшей. Мне кажется, Жермена, такие умные и проницательные женщины, как вы, не должны принимать всерьез слова несчастных помешанных, даже когда они говорят подобно нормальным.
– Так, по-вашему, Маркизетта безумна?
– Совершенно!..
– Разрешите в этом усомниться.
– Спросите здесь кого угодно, и все скажут, что она страдает манией преследования и рассказывает всякие небылицы, весьма огорчительные, ибо некоторые слушатели вроде вас им верят.
– Хорошо, пусть так; значит, вы действительно граф Гастон де Мондье?
– Да, и могу это документально доказать, если вы не верите на слово.
– И ваше графство к тому же не мешает вам быть одновременно и сеньором Гаэтано?
Мондье стиснул зубы, он, казалось, был готов броситься на неосторожно рискнувшую так говорить с ним.
– Я не понимаю, о каком сеньоре вы говорите, – сказал негодяй, сдержавшись.
– Вы отлично знаете, о дворянине, что разбойничает на большой дороге… Грабит путешествующих или берет с них выкупы… Очень сильный и опытный гипнотизер… умеет внушать мысли… пользуется этим для всякого рода мошенничества…
– Не понимаю, что вы хотите сказать? – спросил Мондье, разыгрывая удивление.
– Однако я знаю об этом не от Маркизетты, якобы безумной. Тот, кто мне рассказал, совершенно заслуживает доверия. Из этого я заключаю, что вполне современный дворянин граф де Мондье иногда – и не столь редко – занимается разбоем, уподобляясь средневековым феодалам, а то и всякой мелкой швали.
Мондье почти вплотную подошел к Жермене и резко сказал:
– А если б это даже было так? Разве не воруют, и понемногу и даже очень помногу, высокопоставленные жулики, имеющие в городе красивые дома, в живописных местах – очаровательные виллы, большие поместья, леса, пруды, охотничьи угодья, открытый стол и… всеобщее уважение?! Право, разве уж постыдно уподобляться Фра-Дьяволо[129] и отнимать толстые кошельки у иностранцев-туристов, толпами разъезжающих одетыми в дурацкие клетчатые костюмы, а отняв, веселиться на деньги этих идиотов, портящих своим видом прекрасные пейзажи и таскающих за собой женщин, достойных получать призы за уродство!
– Возможно, – сказала Жермена с усмешкой. – Я сама не большая поклонница англичан, кого вы имеете в виду, судя по описанию, но я сторонница союза не только между государствами, но и между частными лицами-иностранцами.
– Снова Березов! – выдавил граф.
– Снова и всегда Мишель, князь Березов… Да, месье Лоран Шалопен, я говорю о нем.
– Он тоже сумасшедший!
– Нет, вполне здоров и… помнит обо всем!
– А какое мне дело до этого казака с Итальянского бульвара![130]
– Вам… никакого, но мне очень большое!
– Вы, может быть, любите его?
– Без сомнения!
– Берегитесь!
– Что же, разве я не могу любить кого хочу?
– Вы пренебрегаете мною!
– Я вас ненавижу и презираю!
– Еще раз говорю: берегитесь! Я бывал перед вами слаб до того, что терял голову… Но всему приходит конец!
– Тем лучше! Следовательно, завершайте этот визит.
– Знайте… Я сейчас так вас ненавижу, что способен уничтожить вас.
– Попробуйте! – сказала Жермена. – Я не остановилась перед тем, чтобы застрелить Мальтаверна, нанятого вами, чтобы убить дорогого мне друга. Сейчас я безоружна, однако не менее храбра и более решительна, чем вы, и, может быть, даже сильнее вас.
Граф явственно скрежетнул зубами.
– Прихлопнуть вас и после ответить за это перед законом!
В ответ Жермена расхохоталась, чем привела мерзавца в совершенное исступление.
Мондье бросился с намерением задушить эту дерзкую, дразняще прекрасную женщину, но прежде еще и овладеть ею – второй и последний раз в жизни.
В момент, когда он кинулся на Жермену, та успела выставить на уровне его глаз два раздвинутых в виде рогатки пальца с острыми ногтями.
Наполовину ослепленный, он отскочил, зарычав от бешенства и от боли.
Жермена опять рассмеялась и насмешливо проговорила:
А народ имеет клюв и когти. Сегодня я не пила снотворного, позвольте заметить, и меня не возьмешь!
Мондье метался, ничего не видя, тер налитые кровью глаза, изрыгал проклятия и ругательства, пытался поймать Жермену, но она легко ускользала и готовилась нанести новый удар.
– Берегитесь! – крикнула она. – Я сейчас вам окончательно выколю глаза. И вы станете и внешне отвратительным и беспомощным. Я ударю «вилочкой». Этому приему меня научил Бобино… тот самый, на кого вы посылали наемного убийцу… храбрый рабочий типографии… мой будущий шурин… Бо-би-но.
