Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— Но мне кажется, — нарушил молчание Малыш Пьер после некоторого раздумья, — из слов господина Бонвиля я понял, что ваша семья не разделяет роялистские взгляды.
— Именно так, суда… госпо…
— Зовите меня Малыш Пьер или же не зовите меня никак — тогда вы никогда не попадете в неловкое положение. Итак, я имею честь ехать рядом с вами потому, что ваши политические взгляды изменились?
— Что произошло очень быстро! В моем возрасте политические взгляды, оставаясь на уровне чувств, еще не успевают стать убеждениями.
— Вы еще слишком молоды, — произнес Малыш Пьер, взглянув на своего проводника.
— Мне скоро пойдет двадцать первый год.
Малыш Пьер вздохнул.
— Прекрасный возраст, — сказал он, — чтобы любить и сражаться.
Из груди молодого барона вырвался глубокий вздох, на что тут же обратил внимание Малыш Пьер и едва заметно улыбнулся.
— Ах! — снова заговорил Малыш Пьер. — По этому вздоху я понял причину вашего перехода в другой лагерь, о чем мы только что говорили! Могу поспорить, что тут не обошлось без прекрасных женских глазок, а если бы солдатам Луи Филиппа вздумалось вас обыскать, они бы наверняка нашли у вас платок, особенно дорогой вам тем, что вышит ее рукой, а не из-за символики его цвета.
— Могу вас заверить, сударыня, — пробормотал Мишель, — причина в другом.
— Не надо, вам вовсе не надо оправдываться: господин Мишель, вы совершили поистине рыцарский поступок. Хотя бы потому, что мы обязаны женщинам своим рождением или хотим на них походить, и нам не следует забывать, что герои почитали прекрасных дам почти так же, как Бога и короля, соединяя всех троих в одном девизе. Теперь вы больше не будете стыдиться вашего чувства? Ведь именно ваша влюбленность вызывает у меня наибольшую симпатию к вам. Клянусь чревом Христовым, как говаривал Генрих Четвертый, что с армией из двадцати тысяч влюбленных я бы легко покорил не только Францию, но и весь мир! Теперь вам остается назвать имя вашей красавицы, господин барон де ла Ложери.
— О! — вздохнул Мишель с самым сконфуженным видом.
— А! Вы очень скрытны, молодой человек! Примите мои комплименты; это качество тем более ценно в наши дни, что оно встречается все реже и реже; однако поверьте мне, барон, что вашему спутнику можно довериться, если вы предупредите, что не следует разглашать ваш секрет. Хотите, я вам помогу? Могу поспорить, что мы направляемся навстречу даме вашего сердца?
— Вы не ошиблись, — ответил Мишель.
— Поспорим, что она не кто иная, как одна из прекрасных амазонок Суде?
— О мой Бог, кто вам мог об этом сказать?
— Поздравляю вас, мой юный друг. У каждой из этих Волчиц, как их тут зовут, храброе и благородное сердце, способное составить счастье тому, кто ее выберет, как мне кажется. Вы богаты, господин де ла Ложери?
— Увы, да, — ответил Мишель.
— Тем лучше, а вовсе не «увы», ибо вы можете обеспечить вашей жене безбедное существование, что, по моему мнению, уже великое счастье. Хотя во всякой любовной истории необходимо преодолевать определенные трудности, и, если Малыш Пьер сможет вам оказаться в чем-то полезным, вы смело можете рассчитывать на его помощь: он будет только счастлив, если вас так отблагодарит за оказанные ему услуги. Но мне кажется, что кто-то идет нам навстречу; убедитесь в этом сами.
И действительно, послышались шаги.
Хотя путник еще находился на некотором расстоянии от них, до беглецов донеслись его приближавшиеся шаги.
— По-моему, он один, — произнес Малыш Пьер.
— Да, но это вовсе не значит, что нам не надо его остерегаться, — ответил барон. — Я прошу вашего позволения занять место на лошади рядом с вами.
— Охотно, вы уже утомились?
— Нет, нисколько! Только меня здесь все знают, и любой заподозрит что-нибудь неладное, если увидит, что я иду пешком и веду под уздцы лошадь, на которой сидит простой крестьянин, как Аман вел Мардохея.
— Браво! Вы, как всегда, правы, и я склоняюсь к мысли, что из вас кое-что получится.
Малыш Пьер спустился на землю, а Мишель проворно прыгнул в седло, и уже затем Малыш Пьер скромно сел позади.
Они еще не успели как следует устроиться на лошади, как в шагах тридцати от них появился человек, направлявшийся в их сторону; увидев их, он остановился.
— О-о! — воскликнул Малыш Пьер. — Похоже, что если мы и боимся прохожих, то вот прохожий, который боится нас.
— Кто идет? — крикнул громко Мишель.
— А! Господин барон! — ответил человек, приближаясь к ним. — Черта с два я ожидал встретиться с вами на дороге в такое время!
— Вы не ошиблись, когда сказали, что вас здесь все знают, — заметил, рассмеявшись Малыш Пьер.
— О да, к несчастью, — ответил Мишель таким тоном, что Малыш Пьер понял: им грозит опасность.
— Кто этот человек? — спросил Малыш Пьер.
— Куртен, мой арендатор; мы подозреваем, что именно он выдал вас, когда вы находились у Марианны Пико.
Затем он поспешно произнес повелительным тоном, давая понять своему спутнику, что нельзя медлить:
— Спрячьтесь за моей спиной.
Малыш Пьер тут же выполнил его просьбу.
— Куртен, это вы? — воскликнул Мишель, пока Малыш Пьер старался получше укрыться за ним.
— Да, — ответил арендатор.
— А вы сами откуда идете? — спросил Мишель.
— Из Машкуля, куда я ходил купить вола.
— А где же он? Что-то я его не вижу.
— Покупка сорвалась. Из-за проклятой политики торговля совсем стала никудышной и на рынке уже ничего нельзя купить, — сказал Куртен, стараясь разглядеть в темноте лошадь, на которой сидел молодой человек.
Затем, видя, что Мишель не собирался продолжить разговор, Куртен добавил:
— А вы, господин барон, как мне кажется, направляетесь в сторону, противоположную Ла-Ложери.
— Здесь нет ничего удивительного: я еду в Суде.
— Позвольте мне заметить, что вы немного сбились с пути!
— О! Я знаю; но, полагая, что дорога сейчас усиленно охраняется, я предпочел сделать крюк.
— В таком случае, если вы действительно направляетесь в Суде, — сказал Куртен, — я считаю своим долгом дать вам совет.
— Какой? Если совет идет от чистого сердца, я с радостью его приму.
— Вы там застанете пустую клетку: птичка улетела.
— Ба!
— Да, господин барон, вам не в ту сторону надо ехать, чтобы поймать птичку, за которой вы охотитесь.
— Куртен, кто тебе об этом сказал? — спросил Мишель, стараясь сделать так, чтобы его лошадь грудью все время находилась напротив его собеседника, скрывая Малыша Пьера.
