Наталья Павлищева - Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Евдокия не стала мужу рассказывать о надругательствах, какие выслушала, когда уходила из города, о том, что обобрали, о московских грабежах, но князь уже все знал сам. Знал, что убит самовольный московский князь Остей, что с ним погибли те бояре, что его ставили, но главное – снова побит люд московский, погорел город! Все надо начинать снова.
Княгиню удивляло, почему муж не боится нового разорения Тохтамышем, почему ярится не столько на него, сколько на неразумных бояр и москвичей. Как можно не жалеть убитых и ограбленных?
Дмитрий в ответ дернул щекой:
– Хан на Москву и не собирался. Стороной бы прошел, если б не предательство многое. Как думаешь, твои братья в том участвовать не могли?
Евдокия ахнула:
– Василий с Семеном?! Да что ты, господь с тобой! Они же думали, что мы в Кремле сидим, первыми нас оттуда звали!
Князь мрачно пообещал:
– Я разберусь, я во всем разберусь…
Много сил пришлось приложить Евдокии, чтобы отвести обвинения от братьев и отца. Подозревала ли она их вину? Бог весть, но наказания они избежали, да вроде и ни при чем оказались, даже помогли, выманив Остея с мятежниками из города.
Но больше нижегородским князьям, несмотря на родство, Дмитрий Иванович уже не верил. Как и Михаилу Александровичу Тверскому. Ведь этот неуемный князь присылал Тохтамышу своих послов с подарками, пока хан стоял у стен Москвы!
Еще одному человеку больше не верил великий князь – митрополиту Киприану. И не из-за рассказов Евдокии, устрашиться в тяжкую годину мог каждый, но о дарах Тохтамышу и о том, что тверской князь с сыном снова спешно уехал в Сарай просить ярлык, митрополит, живущий теперь в Твери, не мог не знать. Значит, и он заодно? Какая же тут речь о единстве Руси?!После разгрома
Дмитрий Иванович все чаще стал держаться за левую сторону груди, где сдавливало от тяжелых мыслей. Он уже не так часто рассказывал о своих раздумьях жене. Однажды Евдокия попробовала спросить:
– Митя, ты и мне уже не доверяешь из-за отца и братьев?
Тот рассеянно прикоснулся губами к ее лбу:
– Ну что ты! Просто не хочу тебя тревожить.
Но для себя Дмитрий Иванович уже знал, что доверять не может НИКОМУ! И это было страшное открытие. Евдокия не в счет, но от нее помощи мало.
Столько лет потеряно даром, не одна Москва, вся Русь снова в руинах, и не только каменных. В руинах все отношения, которые он так трудно и терпеливо выстраивал. Пока Москву не сожгли, никто не пришел на помощь. Снова рядом только Владимир Серпуховской, но его собственный удел лежит в пожарищах или разрухе. Олег Рязанский оказался предателем, собственный тесть и его сыновья тем более.
Рязанцев жестоко наказали за помощь Тохтамышу, в княжестве было дограблено все, что не успел разграбить уходящий ордынский хан. Следовало наказать и Нижний Новгород, но его спасла Евдокия.
Зато княгине пришлось принести очень тяжелую жертву. Она не сразу поверила в то, что услышала от мужа:
– Васю в Орду?! Да к чему же, Митя?! Разве Тохтамыш от тебя требует такого?!
Глаза князя на сей раз были очень жесткими.
– В Сарае сейчас твой дорогой брат Василий и Михаил Тверской с сыном. Хочешь, чтобы они себе ярлык получили у Тохтамыша?
Евдокия едва не крикнула в отчаянии: «Дался тебе этот ярлык!», но встретилась с твердым взглядом мужа и опустила голову, но не прошептать не смогла:
– Там так опасно…
– Что там опасно, я знаю лучше тебя, бывал! Но если хочет быть князем, то поедет, не то останется на задворках у Твери или того же Васьки Кирдяпы! А твой братец племянника не пожалеет, поверь!
Евдокия вдруг вскинула голову, взгляд полыхнул обидой:
– Что ты мне все братом колешь? Моя ли вина, что он таков?! Я его не рожала и не воспитывала!
– Глаза не колю, но Васька Кирдяпа человек подлый, и он в Орде для нашего Василия опасней самого Тохтамыша. Знаешь, почему послы не поехали тогда в Москву?
Евдокия изумленно уставилась на мужа. При чем здесь события годовалой давности?
– Потому что Василий сказал, мол, я с Литвой договорился и дань платить Орде отказываюсь. Надо меня наказать. Ты поняла?! За то, что у меня митрополит Киприан жил, Москву сожгли! Никому верить нельзя, вокруг одно предательство. В Орде и то понятней, кто заплатил больше или больше народа вырезал, тот и князь! – вдруг невесело усмехнулся Дмитрий и неожиданно жестко завершил: – Василий поедет к Тохтамышу!
В Сарае действительно маялся нижегородский Василий Кирдяпа, которого хан просто не отпустил от себя после Москвы, рассудив, что врага лучше держать рядом, чтобы не ударил в спину. Теперь к нему прибавились Михаил Александрович Тверской с сыном Иваном и присланный отцом Василий Дмитриевич.
Конечно, маленького княжича сопровождали множество бояр, которым было строго наказано денег на содержание ребенка не жалеть и в обиду не давать.
Когда провожали княжича, Евдокия едва не упала мужу в ноги с криком: «Не пущу!», но тут сам Василий успокоил мать:
– Все будет хорошо, не бойся за меня, я уже взрослый.
Княгиня обняла мальчика. Хорошо что князь заставил проститься в тереме, на людях одиннадцатилетний Василий такого не позволил бы.
– Какой же ты взрослый? Как же ты будешь без нас? Кто за тобой присмотрит, пожалеет, приголубит?…
Дмитрий Иванович поморщился:
– Завела причитания…
Отправили в Сарай Василия, снова занялись ежедневными делами, но теперь уже у князя не было того задора, с которым он отстраивал Москву после пожаров. Ни во что не верилось. Если и старался, то только для сыновей, себе уже ничего не нужно.
Даже когда ему сообщили, что случайно поймали Некомата, купца, торговавшего Русью вместе с Иваном Вельяминовым, только рукой махнул:
– Казнить!
Некомат попался по глупости. Приехал раскапывать свои надежно припрятанные богатства в подмосковном имении. Вроде и одет был по-русски, и в бородищу по глаза спрятан, и молчал, чтобы голос не выдал, но на торге нечаянно попался на глаза той самой купеческой дочке Феодосии, которую завлек при побеге из Твери и пропал. Ни по чему было не узнать Некомата, но Феодосия лишь глянула, и сердце подсказало: он!
– Нико!
Звонкий голос боярыни (уже вышла замуж удачно) заставил обернуться многих. Некомат, не ожидавший, что его хоть кто-то узнает, метнулся в сторону. Но ему быстро подставили ножку, и сурожанин повалился наземь. Шапка при этом слетела, и взорам окружающих открылся совсем иной человек, оказалось, что и волосы, и окладистая, по пояс, борода попросту пришиты к шапке, без них Некомат оказался бритым и почти лысым. Лысина не укор, но вот голый подбородок тут же вызвал подозрение. Потащили разбираться, и тут же нашлись те, кто признал бывшего сурожского купца.
