Эмма Выгодская - Опасный беглец. Пламя гнева
Мне не поверят?
Тогда я переведу свою книгу на те немногие языки, которые я знаю, и на те многие, которым я ещё могу научиться, и я потребую у Европы того, чего не нашёл в Голландии.
И во всех странах мира будут петь песню с припевом:
Между Фрисландией и Шельдой
Лежит пиратская страна.
А если и это не поможет?
Тогда я переведу свою книгу на малайский, яванский, сунданский, альфурский, бугинейский, баттайский языки…
И я научу военным напевам тех мучеников, которым я обещал помочь.
Тебе посвящаю я свою книгу, Вильгельм Третий, король владетель прекрасной страны, островной Индии…
Тебя спрашиваю я: такова действительно твоя воля, чтобы тридцать миллионов подданных именем твоим заставляли голодать и терпеть насилие?..
Жилец стонал. Гантье застучал в двери:
— Менгер!.. Что с вами, дорогой менгер?.. Может быть, вы…
Но жилец вдруг поднял мальчика к самому потолку чердака, встряхнул в воздухе и поцеловал.
— Гантье! — сказал жилец. — Я кончил свою книгу!
Глава тридцать пятая
ЭТО ЕЩЕ РУКОПИСЬ
— Хорошо написано, — сказал менгер Ван-Леннеп.
— Тем более опасно, — возразил менгер Рошуссен.
— Несмотря на ужасный почерк, на бледные разбавленные чернила, на всё увеличивающуюся слабость зрения, я прочитал её в одну ночь!
— Дроогштоппель!.. Это так талантливо!..
— Я так смеялся! — сказал Рошуссен.
— Тем хуже, если талантливо, — хмуро сказал Ван-Леннеп. — Это не рукопись — это бомба, начинённая порохом.
— Пока это рукопись, это ещё никому не приносит вреда.
— Рукопись может стать книгой!..
Оба менгера стояли друг против друга. Они были не похожи друг на друга: Ван-Леннеп — пожилой, в бакенах, с тростью, с лошадиными зубами, в гороховом длиннополом сюртуке старого помещика; Рошуссен — помоложе, гладко бритый, пухлощёкий, в котелке, сдвинутом на ухо, в городском костюме.
— Если эта книга выйдет и получит распространение, — сказал Ван-Леннеп, — позор ляжет на голову нашего короля.
— Если эта книга выйдет, — сказал Рошуссен, — мой табачный контракт в Индонезии может лопнуть.
— Надо принять меры! — сказал Ван-Леннеп.
— Я дам автору приличную сумму денег и попрошу его отказаться от издания.
— А если он не согласится? Он может предложить свою книгу во Франции. Это будет ещё хуже!
Внизу позвонили.
— Вот он идёт!
— Что же вы предлагаете, менгер Ван-Леннеп?
— Начинайте вы. Если у вас не выйдет, тогда я… Я приберёг одну штучку.
— Какую?
Эдвард уже входил. Он был бледен и едва держался на ногах.
За ним прислали через два дня после того, как он оставил свою рукопись для прочтения Ван-Леннепу, известному в Амстердаме покровителю литературы, всеми уважаемому человеку. Прислали для «срочных переговоров».
Эдвард увидел замешательство на лицах обоих менгеров. Ван-Леннеп отошёл к окну. Сердце у Эдварда оборвалось.
«Плохо!» — подумал он.
Конечно, его работа никуда не годится. Это был бред, горячка, наспех подобранные слова. Воспаление мозга от истощения и холода… Рукопись не подошла, это ясно…
Сейчас они ему это скажут, и он уйдёт, и всё будет кончено.
— За мной посылали, менгер Рошуссен, — нетвёрдо начал Эдвард. — Значит… значит, менгеры уже прочли мою рукопись?
Он боялся спросить прямо: понравилась ли она, помогут ли они ему напечатать её.
— Менгер Деккер! — твёрдо сказал Рошуссен. — Я человек прямой и люблю начинать прямо с дела. Сколько вы возьмёте за то, чтобы ваша рукопись никогда не появилась на свет?
— Я не понимаю вас, менгер Рошуссен, — едва выговорил Эдвард. — Моя книга плоха?
— Ваша книга вредна! Она не должна выйти в свет!.. Это позор для моей страны!.. Это ущерб кофейной и сахарной торговле!.. Это опасный бред, за который Голландия может слишком дорого заплатить!
— Понимаю! — сказал Эдвард. — Значит, книга моя не так плоха.
Эдвард сел. Его плохо держали ноги. Он провёл рукой по лбу, точно проверяя себя.
— Никаких денег я не возьму, — сказал Эдвард.
— Что же вы хотите, менгер Деккер? Может быть, место? Приличное место в колониях или здесь? У меня есть связи в Амстердаме.
— Резиденство! — дерзко сказал Эдвард. — Резиденство на Яве!.. Любое, в восточной или западной, мне всё равно. Я требую резидентства, в котором мне будут даны все полномочия… Полная свобода проводить реформы, облегчать положение туземцев, как я найду это нужным.
Рошуссен посмотрел на Ван-Леннепа.
— Долгое пребывание в жарком климате повлияло, должно быть, на мозг менгера Деккера, — с сокрушением сказал Рошуссен. — Недаром поют песню: «Не гуляй слишком долго под пальмами».
Эдвард вскочил.
— Я забираю рукопись! — сказал Эдвард. — Я издам её во Франции.
— Не торопитесь, менгер Деккер! — властно вмешался в разговор Ван-Леннеп. — Не торопитесь предлагать вашу книгу в Париже.
Ван-Леннеп не знал, что у Эдварда нет денег не только на поездку во Францию, но даже на путешествие в лодке в соседний квартал города.
— Не торопитесь ехать во Францию, — сказал Ван-Леннеп. — Я издаю вашу книгу здесь!
«Старый собачник сошёл с ума!» — подумал Рошуссен.
— Я беру на себя все расходы по изданию, — сказал Ван-Леннеп, — и плачу вам тысячу двести гульденов.
— Тысячу двести? Я согласен! — торопливо сказал Эдвард.
Только он один да ещё Эвердина знали, как ему нужны деньги.
Он наполовину ослеп от истощения. От Эвердины приходили отчаянные письма.
— Очень хорошо! — заторопился Ван-Леннеп. — Половину денег можете получить хоть сегодня. Но для того, чтобы я мог свободно вести все переговоры с издателями, подпишите вот эту бумажку.
— Хорошо, — сказал Деккер. Он подписал.
«Бумажка» была договором, по которому все права на издание и переиздание рукописи Деккера отходили к Ван-Леннепу и его наследникам.
— Деньги — половину — можете получить внизу, — сказал Ван-Леннеп.
— Спасибо, менгер!
Эдвард поклонился и вышел.
— Вы действительно собираетесь печатать этот антиправительственный бред? — с возмущением спросил у Ван-Леннепа Рошуссен.
— Собираюсь! — сказал Ван-Леннеп. — Я напечатаю пустяки — несколько сот экземпляров. Ровно столько, сколько я обязан напечатать по голландским законам.
— Ну? — сказал Рошуссен. Он начинал понимать.
— И поставлю точку. Все права на дальнейшие издания книги — за мною. Никто другой не сможет её издать.
