Александр Степанов - Порт-Артур. Том 1
Борейко позвонил к Белому и попросил помочь ему говорить Витгефта.
– Это не Макаров, с ним не сговоришься! Попробую позвонить сейчас Стесселю, – может, он сумеет воздействовать на моряков, – ответил Белый.
Но командующий эскадрой адмирал Витгефт уперся и не стал даже слушать Стесселя.
Взбешенный генерал вместе с Никитиным прискакал на Золотую гору и обрушился на прибывшего туда Витгефта.
– Если вы, ваше превосходительство, немедленно не откроете огонь по японцам, я прикажу береговым батареям обстрелять вашу эскадру, – кричал Стессель на адмирала.
– У нас у самих есть пушки, – огрызнулся Витгефт.
– Которые вы боитесь разрядить по японцам,
– Просто не считаю нужным делать это!
Никитин и Белый бросились успокаивать Стесселя, а Григорович доказывал Витгефту необходимость выступления против японцев.
– Генерал Стессель требует от вашего превосходительства точного ответа, что вы сейчас намерены пред» принять против японцев? – подошел к адмиралу Никитин.
– Выслать «Новика»с миноносцами для атаки японцев, – вместо Витгефта ответил Григорович, – Сигнальщик! Поднять сигнал: «Новику»и миноносцам немедленно выйти в море и атаковать японцев! – распорядился он.
Но миноносцы и «Новик», ввиду того что половина команды у них была на берегу, смогли поднять пары лишь через два часа, и, когда они наконец вышли в море, японцы давно уже скрылись за горизонтом.
Вечером того же дня Борейко с Звонаревым отправились в город, разукрашенный флагами в честь неожиданного успеха на море. На «Этажерке»и на улицах толпилась масса народу; особенно много было моряков. Они сегодня чувствовали себя героями дня, – впервые удалось нанести японцам большие потери в крупных линейных судах. Престиж моряков сразу возрос: сегодня все поздравляли их.
– Теперь, когда японский флот так сильно ослаблен, надо думать, и наша эскадра наконец выйдет в море и окончательно добьет японцев, – высказывали свои надежды армейцы.
– Будь жив Макаров, эскадра с первой же высокой водой вышла бы в море, чтобы преследовать Того до самой Японии. Что предпримет Витгефт, никто сказать не сможет. Вернее всего, мы по-прежнему будем отсиживаться в гавани, – говорили морские офицеры.
– Необходимо в таком случае возможно скорее повесить вашего Витгефта на мачте его флагманского корабля, – вмешался в разговор Борейко.
– И назначить тебя командующим эскадрой, – улыбнулся подошедший Сойманов.
– Не меня, а Эссена, он спать эскадре не даст. Достойный ученик Макарова!
– Дело не в одном Витгефте. Кроме него, и другие адмиралы и командиры судов первого ранга против выхода в море. Они и поддерживают в Витгефте присущий ему дух пассивности, – сокрушался Сойманов.
– Плохо наше дело, коль у вас во флоте нет ни одного настоящего командира, – вздохнул Борейко.
– У вас Стессель под стать нашему Виле, – отпарировали моряки.
– Зато у нас Кондратенко и Белый. Они свято хранят заветы Макарова на суше, – веско возразил Звонарев.
Друзья двинулись обратно на Утес.
На батарею вернулся выздоровевший Чиж. Он хотел было дружески поздороваться с Звонаревым, но прапорщик ограничился лишь официальным отданием ему чести. Борейко даже не взглянул на штабс-капитана, пробурчав себе под нос: «Вернулось наше золотце!»
Солдаты встретили возвращение штабс-капитана угрюмо и молчаливо. Чиж не замедлил сорвать на них свое раздражение: он избил Белоногова, плохо отдавшего ему честь; ткнул кулаком в лицо подвернувшегося ему под руку Зайца и поставил Блохина под винтовку за неряшливую одежду.
Только Назаренко да Пахомов радостно приветствовали Чижа. Фельдфебель долго жаловался штабс-капитану на потворство солдатам Борейко и мягкость командира.
– Только на вас, ваше благородие, надежда осталась! – лебезил Назаренко.
– Дай срок, я всех к рукам приберу, и солдат и офицеров! – хорохорился Чиж. – Довольно Борейко тут побезобразничал под крылышком Жуковского!
Вечером, придя к Жуковскому, он начал охать и вздыхать.
– На вас лица нет, Николай Васильевич! За время моего отсутствия вы извелись совсем! Вам надо отдохнуть, иначе вы не вынесете тяжести войны, а у вас семья! О ней подумать надо! – разливался штабс-капитан.
Жуковский, особенно болезненно переживавший перерыв сообщения с Россией, лишивший его всякой связи с семьей, расчувствовался.
– Я совсем изнервничался, меня издергали и японцы, и еще больше свое начальство. Вечно ждешь нагоняя за что-нибудь, – жаловался он.
– С такими офицерами, как у нас, далеко не уедешь! Не мудрено, что вы получаете нагоняи от начальства. Борейко ведет себя так, как будто он, а не вы командуете ротой. Прапор ухаживает за дочкой генерала и поэтому на всех плюет. Солдаты одичали и похожи более на лесных зверей, чем на строевых нижних чинов. Полный развал в роте! Ложитесь на месяц в госпиталь отдохнуть, а я тут займусь делами, – уговаривал Чиж капитана.
– Вы правы, Александр Александрович, мне действительно надо основательно подлечиться! – согласился Жуковский.
Узнав о намерении командира лечь в госпиталь, Борейко не стал его отговаривать
– Валяйте! Отдохните, а мы за вас повоюем, – приветствовал он.
На следующий день Жуковский побывал в Управлении артиллерии и получил разрешение лечь в госпиталь. Однако, вопреки ожиданию Чижа, временно командующим ротой был назначен не он, а состоящий в распоряжении Белого штабс-капитан Гудима. Он вместе с Жуковским приехал на Утес. Очень здоровый, спокойный и уравновешенный, Алексей Андреевич Гудима обошел батарею, знакомясь с обширным хозяйством, дружески поздоровался с Борейко, приветливо поговорил с Звонаревым и вежливо-сухо с Чижом. С солдатами пошутил, но Зайца поставил на четыре часа под винтовку за грязь на кухне.
Борейко, по своей всегдашней привычке, начал было протестовать против этого, но Гудима добродушно похлопал его по спине и не стал слушать.
– Ты, Борис Дмитриевич, командуй ротой, а я буду только за внешним порядком приглядывать! – предложил он Борейко.
Таким образом, все пошло почти по-старому, если не считать, что и солдаты и офицеры вдруг почувствовали, что у них есть командир, которому нельзя не подчиняться. Даже Борейко, несмотря на сделанное ему предложение, все чаще стал ссылаться на волю и намерения командира.
Чижу было поручено учесть все трофейное имущество, и он, чертыхаясь и проклиная Гудиму, с утра до вечера перевешивал уголь, мерил канаты, парусину, считал железные листы и ежедневно докладывал командиру.
Когда он однажды ночью отправился в Артур без разрешения, то наутро получил трое суток домашнего ареста.
