Аргентина. Полная история страны. От древности до наших дней - Фернандес Антонио

Особое негодование в Лондоне вызвала сдача без боя Монтевидео. Генералы, служившие под командованием Уайтлока, свалили всю вину на него, ведь это Уайтлок принял решение, которое они были обязаны исполнять. То, что в сложившейся ситуации такое решение было единственно верным и позволило сохранить жизни сотням солдат, в расчет не принималось – славные традиции британской армии предписывали Уайтлоку оборонять Монтевидео до последнего солдата и заодно пасть самому, тогда бы он мог рассчитывать на памятник где-нибудь на Трафальгарской площади. [53]

Уайтлок предстал перед трибуналом по обвинению в некомпетентности и халатности (на деле обвинения звучали иначе, но суть их была такова). Наказанием стало увольнение со службы с позорной формулировкой, объявлявшей Уайтлока «непригодным и недостойным служить в Королевских вооруженных силах в каком-либо звании». В своей защитной речи Уайтлок с похвалой отозвался о защитниках Буэнос-Айреса, сказав, что «каждый житель, свободный или раб, сражался с решимостью и упорством, которые не могли быть объяснены ни патриотическим энтузиазмом, ни закоренелой ненавистью».

Реконкиста [54] Буэнос-Айреса стала одной из славных страниц истории Аргентины. Город повысил свой престиж, а портеньос почувствовали себя силой, которая способна на многое. Под давлением горожан Королевская аудиенсия была вынуждена сместить маркиза де Собремонте с должности вице-короля и назначить вместо него Сантьяго де Линье. Можно сказать, что портеньос свергли вице-короля в качестве своеобразной тренировки перед надвигавшейся революцией, до которой оставалось совсем немного времени.

Глава третья

Майская революция 1810 года

Предпосылки революции

19 марта 1808 года испанский король Карл IV отрекся от престола в пользу своего сына Фердинанда, ставшего королем Фердинандом VII. Отречение состоялось в тот момент, когда в Испании находилось сто тысяч солдат Наполеона Бонапарта, которые изначально должны были следовать в Португалию, но на деле начали брать под свой контроль испанские города и крепости. 6 мая Фердинанд под давлением Наполеона тоже отрекся в пользу своего отца, который передал испанскую корону Наполеону, посадившему на престол своего старшего брата Жозефа. Тот оставался королем до 1813 года, а от имени Фердинанда VII с сентября 1808 года до января 1810 года правила Верховная центральная хунта, [55] созданная в Севилье.

В.Л. Портанья, Портрет Фердинанда VII. 1831

Жители Южной Америки едва терпели господство испанских королей, а уж подчиняться французу-узурпатору, плебею, которого прихоть судьбы вознесла на престол, у них не было никакого желания. Национальное самосознание местных жителей давно пробудилось, успело оформиться и готово было заявить о себе в полный голос.

В первую очередь креолам не нравилась дискриминация, которой они подвергались со стороны испанцев, занимавших в колониях все ключевые должности. Испанцы считали их людьми второго сорта и при каждом удобном случае давали им это почувствовать. Дискриминация была абсурдной, ведь испанцы пытались принизить своих братьев, потомков испанских переселенцев, но от этого она выглядела еще более обидной. Испанцам следовало бы помнить старинную пословицу, которая гласит, что «гостю не будет добра, если он оскорбляет хозяев», но они считали хозяевами себя, а не креолов.

Жизнь в колонии подчинялась законам, которые принимались в Мадриде. Местные жители могли дополнить какой-то закон или что-то просаботировать, но в целом правила устанавливались в метрополии и далеко не всегда соответствовали местным реалиям.

Монополизация торговли вызывала раздражение не только у тех, кто непосредственно занимался ею, но и вообще у всех жителей колоний, вынужденных покупать товары у испанских торговцев, которые, пользуясь отсутствием конкуренции, держали высокие цены.

Сложилась уникальная ситуация, когда и знать, и простые люди, включая негров-рабов, горячо хотели одного и того же – освобождения от власти испанской короны. Знать хотела править без оглядки на Мадрид, крестьяне с ремесленниками надеялись, что без испанцев они заживут лучше, а рабы рассчитывали на освобождение.

Перед глазами жаждущих свободы было несколько вдохновляющих примеров – недавняя Война за независимость Соединенных Штатов, в которой колонистов поддержали Франция, Голландия и Испания (!), Великая французская революция и, наконец, Гаитянская революция, ставшая единственным в истории человечества успешным восстанием рабов [56].

В истории с британской интервенцией Испания продемонстрировала полную недееспособность. Местным жителям пришлось самим, без какой-либо поддержки со стороны метрополии, организовывать борьбу с интервентами. Перед интервенцией вице-король маркиз де Собремонте не раз просил у Мадрида подкрепления, но получил только несколько тысяч мушкетов для ополчения, причем без пороха и пуль. По сути, метрополия бросила Буэнос-Айрес и все вице-королевство на произвол судьбы, и этого ей не забыли. Кстати, мушкеты, присланные маркизу, стали первой и единственной партией оружия, предназначавшейся для ополченцев, – испанское правительство не поддерживало идею создания ополчения в колониях, поскольку видело в нем угрозу своей власти. Только чрезвычайный случай – нависшая угроза британского вторжения – мог сподвигнуть Мадрид на вооружение ополченцев.

В наше время кажется удивительным, как Испании, не такой уж и большой стране, удавалось более двух веков удерживать под своим контролем огромные американские территории (а вдобавок еще и африканские колонии, и Филиппины с близлежащими островами). Дело было не только в хорошо отлаженной колониальной системе, но и в том, что до определенного времени колонистов устраивала власть метрополии. А когда перестала устраивать, начались потрясения.

После британской интервенции в вице-королевстве Рио-де-ла-Плата практически не осталось испанских войск. Сразу же после изгнания британцев происпански настроенные круги знати стали требовать роспуска ополчения, но это требование было отвергнуто патриотами, у которых уже начал складываться план освобождения родины от испанского владычества. Надо отметить, что ряды сторонников национальной независимости и роялистов были неоднородными. Среди роялистов можно было встретить креолов, а среди жаждущих независимости попадались испанцы – все зависело от взглядов конкретного человека и от того, с какой властью связывал он свои надежды.

Отделение восточной провинции и Парагвая. Попытка мятежа в Буэнос-Айресе

Старшей дочерью короля Испании Карла IV была инфанта Карлота, выданная в 1790 году за португальского принца Жуана, сына королевы Марии I и короля Педру III. Реальной правительницей Португалии была Мария, а Педру, несмотря на свою принадлежность к правящей династии Браганса, был королем jure uxoris [57]. Педру III умер в 1786 году, а в 1792 году Марию I признали безумной и Жуан стал регентом королевства. Способностей к правлению он не имел, склонности тоже, и вообще находился под каблуком у своей властной жены, которую недоброжелатели называли новой Мессалиной [58], намекая на ее распутство.

Португальский двор бежал от Наполеона в Бразилию, где Карлота вознамерилась расширить свои владения за счет испанских владений. В первую очередь к Бразилии должно было быть присоединено вице-королевства Рио-де-ла-Плата. Основания для подобных притязаний имелись, ведь Карл IV и Фердинанд VII отреклись от престола, а Жозеф был узурпатором, не имевшим никаких прав на испанский престол. Хунту, правившую в Севилье от имени Фердинанда, Карлота в расчет не принимала – мало ли найдется желающих править в смутное время?