Понсон дю Террайль - Испанка
Герцог де Салландрера жил в Вавилонской улице, в пышном отеле, рядом с отелем Сент-Люс, купленном виконтом Фабьеном д'Асмоллем.
Единственной дочери герцога, Копцепчьоне, было шестнадцать лет, но она так созрела под жарким солнцем Испании, что теперь ей можно дать двадцать три года.
Черные волосы, синие глаза, розовые губки, миниатюрные ножки и ручки и при этом необыкновенная стройность делали Копцепчьону тропическою красавицею.
Часто можно было ее видеть на скачках, в Шанзильи, управлявшею четверкой лошадей.
Однажды Рокамболь проезжал на великолепном жеребце около каскада; здесь он увидел амазонку верхом на белой, как снег, арабской лошади, которая, испугавшись чего-то, вдруг встала на дыбы. Амазонка боролась с ней с необыкновенной энергиею и ловкостью, но вдруг тоненькая английская уздечка оборвалась, и лошадь с бешенством понесла амазонку.
Рокамболь поскакал за ней, догнав ее, он мощною рукою схватил Концепчьону и снял ее с седла.
Она горячо благодарила своего избавителя, спросила о его имени, на что получила ответ:«Маркиз де Шамери».
Через неделю мнимый маркиз де Шамери получил приглашение на бал, даваемый герцогом де Салландрера.
Через две недели он у них обедал.
В три часа фаэтон маркиза въехал во двор отеля де Салландрера. Здесь он увидел стоящий у крыльца тильбюри, который сразу узнал.
— Черт возьми, — пробормотал Рокамболь, — мой соперник, дон Хозе, не зевает.
— Герцога и герцогини нет дома, — сказал встретивший его лакей, — но барышня у себя в мастерской.
Концепчьона была художницей.
Рокамболь последовал за лакеем в мастерскую, где Концепчьона сидела с кистью в руке.
В нескольких шагах от нее дон Хозе рассматривал картину.
Он вежливо раскланялся с Рокамболем и затем опять сел.
— Здравствуйте, — сказала художница, протягивая мнимому де Шамери руку, — будьте, пожалуйста, нашим судьей. Дон Хозе утверждает, что фламандская школа стоит выше испанской. Какое ваше мнение, маркиз?
— Я не могу теперь его высказать.
— Почему?
— Мы с доном Хозе были соперниками.
— Значит, я догадываюсь о вашем мнении; вы предпочитаете испанскую школу фламандской.
— Может быть.
— Может быть, — повторил — дон Хозе с дерзостью, — маркиз профан в живописи.
— Не больше вас, — сказала Концепчьона, засмеявшись, и затем села против маркиза.
Она весело начала рассказывать маркизу о неловкости дона Хозе как охотника, о невежестве его в лошадях и пр.
Дон Хозе сидел, .нахмурившись, и молча слушал эти насмешки.
Давно уже мнимый маркиз де Шамери питал надежду остаться как-нибудь наедине в Концепчьоной; теперь он больше всего надеялся на это. Но дон Хозе и не думал уступить ему место.
Молодые люди просидели в мастерской более двух часов — каждый в надежде, что соперник его уйдет.
— Дядя воротится к обеду? — спросил дон Хозе свою кузину.
— Да, — отвечала она небрежно.
— Так я подожду его и даже пообедаю здесь. Я хочу сообщить ему важные известия из Кадикса.
Рокамболь заметил, что от этих слов Концепчьона пошатнулась и чуть не лишилась чувств.
— Ага, — подумал он, — я, кажется, напал на след какой-то тайны, которую для памяти назову Кадикс.
Дон Хозе был красивый мужчина двадцати шести лет, высокого роста, с изящными манерами, надменного характера, свойственного всем испанцам.
Поговаривали в Париже, что он до безумия был влюблен в Концепчьону, но что она к нему не расположена, так что если и выйдет когда-нибудь за него, то единственно по воле отца, а не по велению своего сердца.
— Концепчьона расположена более ко мне, нежели к дону Хозе, — рассуждал Рокамболь, — герцог же и герцогиня — наоборот, следовательно, остается одно средство: уничтожить дона Хозе в их мнении. Главным образом нужно знать, нет ли у него любовницы.
Наконец дон Хозе встал и рассеянно подошел к картине.
В это время Концепчьона устремила на де Шамери умоляющий взгляд, перешедший потом на дверь.
Рокамболь понял этот маневр и поэтому встал, простился и ушел.
— Ну, прекрасная кузина, — проговорил дон Хозе, иронически улыбаясь, — что же вы теперь не насмехаетесь надо мной?
Концепчьона молча взглянула на него.
— Как досадно, право, что вы не можете отдать руку маркизу де Шамери… он красив собою, богат, из хорошей фамилии…
— Дон Хозе, — сказала она наконец, — ваша ревность неосновательна и даже смешна.
— Он влюблен в вас, и я просил бы не принимать его больше.
— Вы забываетесь, дон Хозе! — проговорила с достоинством Концепчьона. — К тому же забываете, что я невеста вашего брата, дона Педро…
— А вы забываете волю вашего отца. Концепчьона побледнела.
— Вы невеста моего брата, — продолжал дон Хозе, — но после его смерти сделаетесь моей женой… а я получил сегодня известие из Кадикса…
— Боже мой! — вскрикнула Концепчьона. — Он умер?
— Нет, но, по словам врачей, он умрет через две недели.
Концепчьона издала пронзительный крик и упала без чувств.
Рокамболь отправился прямо к сэру Вильямсу и, рассказав ему подробно о посещении Концепчьоны, попросил у него совета.
Он подал сэру Вильямсу аспидную доску, на которой тот написал:
«Ждать, пока Концепчьона напишет к тебе или назначит свидание, а за доном Хозе усиленно следить, чтоб разведать его тайну».
Не более как через час Рокамболь превратился в английского конюха с красным лицом и сине-багровым носом, изобличавшим пьяницу.
Он подошел к отелю де Салландрера и начал ждать выхода дона Хозе.
Спустя два часа соперник его вышел, сел в экипаж и уехал.
Рокамболь пустился вслед за экипажем, который проехал в Елисейские поля, в улицу Понтье.
Он видел, как испанец вошел в свою квартиру, а кабриолет скрылся за воротами.
Было десять часов вечера. Рокамболь остановился на углу улицы, решившись ждать дона Хозе.
Спустя четверть часа из дому вышел человек в матросском плаще и фуражке. Рокамболь сразу узнал в нем дона Хозе и незаметно последовал за ним.
Дон Хозе прошел площадь, остановился у четырехэтажного дома, вынул из кармана ключ, отпер наружную дверь и затем скрылся в темном коридоре.
Рокамболь, сев на тумбу, снова прождал до полуночи.
Наконец дон Хозе вышел и шепотом проговорил:
— Прощай, душа моя!
— Прощай, — ответил женский голосок из коридора. Рокамболь на этот раз не последовал за доном Хозе, но лишь посмотрел номер дома: 7-й.
— Завтра мы все разузнаем, — пробормотал он.
На другой день, к вечеру, Рокамболь, проезжая по площади Согласия, увидел у моста негра — грума Концепчьоны.
Увидя мнимого маркиза де Шамери, грум подошел и, сунув ему в руку записку, быстро удалился.
