Александр Дюма - Парижские могикане. Том 2
— Вы гоните меня, генерал? Меня, мать вашего…
— Монсир Петрус Эрпель! — отворяя дверь, доложил Франц.
Часы пробили шесть.
V. БЕСЕДА ДЯДЮШКИ С ПЛЕМЯННИКОМ
В полумраке коридора показался Петрус.
— Входи, входи! — пригласил генерал. — Ах, черт подери, ты явился как нельзя более вовремя.
— А мне показалось, что вы не нуждались в подкреплении, генерал, — заметила маркиза. — Если бы вы пришли пятью минутами раньше, господин Петрус, ваш дядюшка подал бы вам прекрасный урок галантного обращения с дамами.
Маркиза сопроводила свои слова несколько фамильярным кивком, относившимся к молодому человеку.
— Эге! Вы знакомы с моим племянником, маркиза? — удивился генерал.
— Ну да! Слух о его таланте дошел и до нас. Моя племянница Регина пожелала заказать господину Петрусу свой портрет. Вы можете гордиться, генерал, — прибавила старая дама высокомерным и в то же время насмешливым тоном, — что в вашем семействе есть человек такого таланта!
— Я этим действительно горжусь, потому что мой племянник — один из самых порядочных молодых людей, которых я знаю. Честь имею кланяться, маркиза.
— Прощайте, генерал. Поразмыслите о цели моего визита. И расстанемся добрыми друзьями.
— Ничего не имею против того, чтобы расстаться, маркиза. А добрыми друзьями — это уже другое дело.
— У-у, солдафон! — проворчала маркиза, направляясь к выходу.
Не успела за ней затвориться дверь гостиной, как генерал, не отвечая на вопрос племянника о здоровье, стал яростно дергать шнур звонка.
Прибежал Франц.
На нем уже не было ни креста, ни нашивок: он строго соблюдал воинскую дисциплину.
— Ви звониль, мой генераль?
— Да, звонил. Ступай к окну, дурачина! Франц отправился, куда было приказано.
— Я ест на место! — доложил он.
— Открывай, болван! Франц отворил окно.
— Выгляни на улицу. Франц высунулся из окна.
— Я смотреть, мой генераль.
— Что ты видишь?
— Ничего, мой генераль. Темно как в патронташ!
— Смотри лучше!
— Я фитеть карет, мой генераль.
— Что еще?
— Тама сашать карет… та, который вишел отсюда.
— Ты знаешь эту даму, не правда ли?
— К мой несчастье, генераль!
Франц намекал на свое понижение в чине.
— Так вот, Франц: если она захочет меня увидеть, ты скажешь, что я на Марсовом поле.
— Ja, мой генераль!
— Хорошо! Теперь запри окно и ступай вон!
— Мой генераль ничего больше не приказать?
— Черт возьми, конечно! Приказываю тебе наказать повара шпицрутенами!
— Слюшаюсь, мой генераль! Однако у двери он остановился.
— А если он спрашивать, почему шпицрутен, что я сказать?
— Ты ему скажешь: «Потому что уже пять минут седьмого, а ужина на столе нет».
— Жан не финофат, что ужин не ест на стол, мой генераль.
— Значит, виноват ты. Ступай к Жану, чтобы дал шпицрутенов тебе.
— Я тоже не ест финофат.
— Кто же?
— Кучер госпоша маркие.
— Этого только не хватало, чтобы помирить меня с маркизой!
— Он вошель на кухня, с собака под мышкой; собака маркие воняль мускус, из-за этот запах соус свернулься.
— Слышишь, Петрус? — с трагическим видом вскричал генерал, повернувшись к племяннику.
— Да, дядюшка.
— Запомни навсегда, что маркиза заставила твоего дядю ужинать в четверть седьмого! Ступайте, господин Франц. Получите крест и нашивки не раньше, чем через три месяца.
Франц вышел из гостиной в состоянии, близком к отчаянию.
— Кажется, визит маркизы вас расстроил, дядя?
— Ты сказал, что знаком с ней, не так ли?
— Да, немного.
— Стало быть, ты должен знать, что повсюду, где проходит старая святоша, остаются следы сатаны.
— Прошу прощения, дядя, — со смехом заметил Петрус, — но в свете вас обвиняют в том, что когда-то вы молились на эту старую святошу.
— У меня столько врагов!.. Но черт возьми, поговорим о чем-нибудь другом. Есть ли новости от твоего отца-пирата?
— Я получил письмо дня три тому назад, дядя.
— Как поживает старый корсар?
— Хорошо, дядя. Он просил сердечно вас обнять.
— Чтобы меня задушить, не иначе! Старый якобинец! Скажи-ка, уж не для дяди ли ты так вырядился?
— Отчасти для вас, но главным образом — для леди Грей.
— Ты от нее?
— Да, ходил ее благодарить.
— За что? За то, что ее брат-адмирал, всякий раз как меня встречает, делает мне комплименты по поводу разных морских подвигов твоего злодея-папаши?
— Нет, дядя. За то, что она хотела помочь мне продать моего «Кориолана».
— Я полагал, что он продан.
— Это в самом деле зависело только от меня.
— Так что же?
— Я отказывался его продавать.
— Тебя не устраивала цена?
— Мне давали двойную цену.
— Почему же ты отказывал?
— Меня не устраивал покупатель.
— Ты можешь себе позволить предпочитать одни деньги другим?
— Да, дядюшка, по-моему, как ничто другое, одни деньги отличаются от других.
— Вот как? Ах ты, плут! Сначала ты разорил отца — правда, это беда небольшая: деньги, добытые нечестным путем, счастья не приносят, — а теперь? Уж не вздумал ли ты взяться за дядю?
— Нет, дядюшка, будьте покойны, — рассмеялся Петрус.
— А кто был тот покупатель, что вас не устраивал, господин привередник?
— Министр внутренних дел.
— Министр внутренних дел хотел купить у тебя картину? Он что же, разбирается в живописи?
— Я вам уже сказал, что это была рекомендация леди Грей.
— Верно. И ты отказал?
— Да, дядя, отказал.
— Можно узнать причину твоего отказа?
— Все дело в вашей оппозиции, дядя.
— Что общего между моей оппозицией и твоими картинами?
— Мне показалось, что эта покупка картины у племянника была бы похожа на заискивание перед дядей… У нас в Палате есть люди сами по себе неподкупные, зато их близкие получают места, приносящие сто тысяч франков! Генерал на минуту задумался и вдруг просиял.
— Послушай, Петрус! — заговорил он отеческим тоном. — Я не собираюсь навязывать тебе свое мнение, мой мальчик. И хотя я истый противник кабинета министров в целом, а министра внутренних дел в особенности, я не хочу, чтобы ты из-за меня отказывался от законного признания твоих заслуг. Я не разделяю нелепое мнение, согласно которому художник не должен принимать ни ордена, ни официального заказа, потому что кабинет министров не выражает его мнения. Кабинет министров фактически представляет страну, и художник получает награду от имени всей страны, а не от министров. Министры заказывают картины, это верно, но платит за них вся Франция.
— Дядя! Я ничего не хочу получать с Франции, она и так слишком бедна.
