Нина Строгая - В аду
Анна поцеловала свекра в лоб, прощаясь, с решением покинуть замок и где-нибудь спрятаться, – настолько невыносима была ей мысль в тот же вечер, на глазах названного отца стать невольницей молодого барона.
* * *– Умоляю, дорогая моя, Калиста, подскажи, что делать, куда бежать от этого чудовища? – растрепанная, металась Анна по хижине.
Калиста стояла, опершись о край стола и чуть не рыдала, и сердце сжималось в ее груди от жалости к госпоже. Когда-то Анна, тяжело переживающая разлуку со своей семьей, грустная, однако очень любопытная девушка, знакомясь с ново-фамильным наследием, в своих длительных прогулках верхом забредала даже в самые отдаленные уголки тогда еще довольно обширных владений супруга. И однажды наткнулась на затерянную в чудесном лесу хижину Калисты. Узнала, что та занимается целительством, – в народе даже прозвана ведьмой, хотя мало кто не обращался к ней время от времени за помощью. С первых же дней знакомства между женщинами сложились невероятно добрые, теплые отношения, в большей степени из-за того, что Анне, сильно привязанной в детстве к матери, которая баловала дочь, выполняя любой ее каприз, не хватало по первости – вдали от дома – нежной, женской заботы. Мать супруга Анны умерла, как и матушка Кестера, в родах (ах, как же много общего было в судьбах этих совершенно чуждых друг другу семей!), с соседями баронесса еще не успела сдружиться, а огромное расстояние, разделявшее кровных родственников, не позволяло Анне надеяться на частые встречи с родительницей, вот она и нашла подобное, ценное семейное в общении с одинокой и молчаливой, но теплой и ласковой Калистой, затворницей, которая никогда не имела ни мужа, ни детей, но на склоне лет прониклась к своей госпоже чувством искренним, взаимным. И за это – такое необходимое ей – отношение, баронесса взяла Калисту под свое покровительство, стала ее единственной защитницей от жестких нападок местных церковных служак.
Со временем Анна полюбила мужа: доброго, веселого, умного; взрослого и довольно образованного, уважаемого в их стране человека. А супруг, в свою очередь, буквально носил Анну на руках: никогда ни в чем не отказывал, потакал всевозможным ее прихотям, холил и лелеял не хуже родной матери, несмотря на то, что баронесса не могла родить ему детей. Однако эта возникшая вдруг идиллия не послужила для Анны поводом забыть Калисту – просто отношения их несколько изменились, приняли иную, не менее удобную для обеих форму: женщины стали подругами, такими, что Анна знала, нет! была уверена, что может доверить Калисте не только свои тайны, но и жизнь.
– Самое страшное… Ты просто не знаешь всего, душа моя, – заламывала себе руки Анна, – Ведь я уже видела барона раньше и сразу узнала его в тот вечер… Как-то, в городе, я проезжала в карете по площади и заметила двух господ – его и этого, его друга. Я спросила тогда о них, и мне рассказали какие-то жуткие слухи. О том, что барон из мести изничтожил якобы некого графа, вырезал всю его семью, – Анна задыхалась, – а после сжег его замок дотла. И еще… еще, что он… что он живет со своею сестрой, как с женой и… Боже! Ведь и не это, не это ужаснее всего, Калиста! – Анна бросилась подруге на грудь и продолжала прерывисто, глухим голосом. – Ты помнишь, как любила я своего дорогого супруга? Как страдала от горя, когда потеряла его – мое солнце, моего господина, а потом и нашего долгожданного ребенка, которого я так и не смогла выносить, несмотря на все твои усилия, на все твои волшебные травки. Я думала, что никогда больше не смогу даже посмотреть на мужчину, ни на одного в целом мире, будь он хоть сказочный принц. Однако, в тот день… на ярмарочной площади, среди жонглеров и танцовщиц, всей этой разноперой веселой толпы я не могла оторвать глаз от молодого барона. Я чувствовала, я знала, что хотела бы такого… его… и прямо там, в тот же час могла бы отдаться ему, несмотря на все те ужасы, что рассказывали про него люди, несмотря на все еще живущую в моем сердце любовь. Что же я? Кто я, Калиста? Дрянная, порочная женщина? Страшнее, чем самое темное зло? Что же мне делать? Куда бежать от этого кошмара? – стонала баронесса.
Калиста обнимала ее, поглаживая по голове, не зная, что и придумать, как помочь в таком горе.
– Надо спрятаться! – резко отстранилась Анна и взглянула на Калисту безумными глазами. – Надо придумать, где спрятаться, где ему точно не придет в голову искать меня.
– Может быть, старое кладбище… – тихо, с надеждой предложила Калиста, – там есть несколько фамильных склепов…
– Да! Правильно! Фамильный склеп! Я посижу там какое-то время, а ты потом вернешься за мной, верно? Он подумает, что я сбежала. Ты скажешь ему, что я сбежала! Сразу, как только вышла от тебя тогда, и что я далеко-далеко уже где-то… уже за много-много миль отсюда. И тогда ведь… ведь он же не будет, не будет? Ведь не погонится же он за мной?
И Калиста, хоть и неуверенно, но кивала в ответ.
– А даже если и погонится – это же прекрасно! Я же буду в безопасности! Я же буду в склепе! Боже мой, боже мой, Калиста! И сколько я смогу там выдержать?! – не в силах уверовать в эту свою спасительную идею, продолжала Анна, и то хватала Калисту за руки, то себя за голову. – И ты ведь не выдашь меня, дорогая?! Милая моя, Калиста, никогда не предашь меня, правда?!
И уже предчувствуя свой скорый конец, новую кровавую развязку, обязанная и преданная госпоже Калиста в доказательство неизменной своей верности сильно сжимала ледяные руки баронессы.
Так они и решили, и баронесса спряталась на старом, почти заброшенном уже кладбище: в темном, покрытом плесенью и паутиною склепе, в надежде, что через день-другой за нею вернется Калиста и скажет, что никто за нею не гонится, что все это просто злая шутка и что молодому барону Харшли нет до нее никакого дела…
* * *Нельзя сказать, что Кестер, примчавшись в замок Анны и увидев, что никто, как обещалось, не встречает его песнями радости и праздничным обедом, а сама хозяйка уже давно отсутствует, сильно расстроился, – нет! – потому как великое возмущение его, явившееся следствием указанного события и тут же сменившееся безудержной яростью, не имело границ.
Немногочисленная охрана обнищавшей вдовы, наслышанная о жестоких подвигах барона, без какого-либо сопротивления пустила его внутрь. И Кестер уже было хотел разнести жилище баронессы и все, что в нем находилось, не оставив камня на камне, а в жилах населявших его людей – ни капли крови, но, увидев бросившихся пред ним на колени, скулящих от страха слуг и невменяемого, полумертвого старика, скрючившегося у камина, решил – не из жалости, конечно, – что успеет расправиться с ничтожными созданьями в любой момент.
