Синтия Хэррод-Иглз - Темная роза
Итак, в тот день он выехал еще затемно и добрался до дома в Шамблсе, когда Урсула только одевалась. Оставив своих сопровождающих у собора ожидать его, он отправился к ней с одним только самым преданным слугой, который стоял на страже у дома. Пол поднялся наверх по обшарпанной винтовой лестнице, такой узкой, что его плечи задевали противоположные стены.
Он постучал в низенькую дверцу и сразу же вошел внутрь, так что испуганное выражение лица Урсулы сменилось радостной улыбкой. Она была в одной рубашке и холщовой нижней юбке, сооружая себе прическу, чтобы скрыть волосы под чепцом.
– Любимый, – прошептала она, покрывая его лицо поцелуями, – я тебя совсем не ждала.
Пол улыбнулся.
– А если бы ждала, ты бы поторопилась одеться или наоборот?
– А ты как думаешь? – рассмеялась она. – Сколько у тебя времени?
– Всего минута. Я только хотел проверить, все ли у тебя в порядке. – Он отодвинул ее на расстояние руки и критически осмотрел. – Ты слишком худа. И бледна.
– После такой зимы, дорогой мой, все похудели. И ты тоже – смотри, как висит на тебе кафтан.
– Ты знаешь, о чем я, медвежонок, я опасаюсь за твое здоровье после выкидыша. Скажи мне правду, как это было?
– Потерять ребенка всегда тяжело, – ответила она, – но я в порядке. Или уж во всяком случае, буду, когда станет совсем тепло.
Он обнял ее, и она прижалась лицом к его меховому воротнику, ласкаясь к нему, как котенок.
– Может, это и к лучшему, что ты выкинула, – тихо промолвил он, – ребенок добавил бы нам проблем.
Он не видел лица Урсулы, но мог догадаться о его выражении, когда она сказала:
– Только мужчина может говорить так о ребенке.
– Извини, но ты знаешь, что я имею в виду. Бог видит, как бы я хотел...
Она отстранилась и положила пальцы на его губы, приказывая остановиться:
– Тсс! Не говори этого! – сказала она. – Мы – то, что мы есть, вот и все. – Она отошла к зеркалу и стала расчесывать волосы, а он, как всегда, с восхищением смотрел на их бледный пламень!
– Неужели тебе не кажется странным, Пол, что ты Не любишь свою жену за то, о чем порадовался сейчас в отношении меня? То, что у меня всего один ребенок, кажется тебе милостью, а то, что один ребенок у нее – проклятием.
Его передернуло. Она редко произносила вслух его имя, и всегда это было признаком выражения какой-либо горькой истины, как сейчас.
– Ты знаешь, какая тут разница.
– Знаю, но это разница для тебя, а не для нас.
Ее сильные пальцы скользили по прядям, укладывая их в прическу, чтобы сколоть и прикрыть на день. Ему не нравилось, что женщинам приходится покрывать волосы, как если бы приходилось накрывать одеялами клумбы в саду. Тут до него дошло, что в комнате непривычно тихо, и он спросил:
– А где же ребенок?
Она посмотрела на него. Чаще всего, когда он приходил, мальчик спал в соседней тайной комнатушке, чтобы не мешать им заниматься любовью, обычно же он спал вместе с матерью.
– Все в порядке, он уже ушел.
– Куда?
– В школу. Ты разве забыл, что он ходит в школу у Св. Самсона?
– Мне не приходило в голову, что он уже начал учиться. Время летит так быстро! Только вчера я качал его на руках, и, кстати, о времени…
– Я знаю, тебе пора... Не надо так винить себя, дорогой, я уже к этому привыкла. Я знаю, что ты всегда приходишь, когда только можешь. А зачем ты приехал в город сегодня?
Он рассказал ей об аудиенции у архиепископа и о своих планах относительно Эдуарда.
– Ты так добр. – И снова в ее голосе почудился смех. Он шагнул к ней и обнял ее за талию.
– Ты смеешься надо мной, – с притворной угрозой произнес он, – и ты знаешь, что я не терплю, когда надо мной смеются!
– Ты так прост! Неужели ты думаешь, что твои родственники не понимают, что ты просто хочешь избавиться от них? Мэри при дворе, а Эдуард при архиепископе, и если бы сплавить Джека куда-нибудь в Кале, ты был бы счастлив.
– Ты слишком много знаешь и видишь. Когда-нибудь тебя... – У него чуть было не вырвались слова «сожгут, как ведьму», но он вовремя остановился, хотя она поняла, что он хотел сказать, и побледнела еще сильнее. Ее глаза расширились.
– Не смей, – с ужасом прошептала она, – не смей, не смей так говорить! Даже не думай об этом!
Он успокаивающе поцеловал ее в макушку:
– Медвежонок, все в порядке, это все пустяки. Она взяла себя в руки, и на ее лицо вернулся слабый румянец. Она перевела разговор на цель его поездки:
– Если уж ты будешь говорить с архиепископом, почему бы не попросить и за своего сына? Это было бы неплохо для его карьеры.
– Моего сына? – удивился он. – Ты имеешь в виду...
– Нет, не моего Адриана, – она слегка улыбнулась, – твоего законного сына, Пола-Эмиаса.
Пол пожал плечами.
– Я знаю, ты скажешь, что не хочешь отпускать его от себя, он твой единственный сын, – теперь в ее голосе не было иронии, – и ты боишься потерять его. Но ему нужен жизненный опыт. Когда-нибудь он унаследует все, поэтому он должен знать, как надлежит управлять большим поместьем.
– Может быть, ты и права, – с сомнением в голосе протянул он.
– У бедняжки нет друзей, – продолжала она, – посмотри на Джека и всех его приятелей, которых он приобрел, странствуя по свету. Связи и покровительство значат не меньше, чем богатство и удача. Неужели ты хочешь, чтобы твой Эмиас вырос одиноким?
– Как и я, ты имеешь в виду.
– Я этого не говорила.
– Не говорила, но ты права, моя прелесть. Я держу его при себе из чистого эгоизма. А два или три года при дворе дадут ему бесценный опыт – я сделаю так, как ты говоришь.
– Хорошо, а теперь, любовь моя, хоть мне и тяжко провожать тебя...
– Иисус! Конечно, мне надо бежать. Поцелуй меня еще раз – и я постараюсь вернуться и повидать тебя как можно скорее, на этой неделе или на следующей...
– Иди, иди. Я знаю, что ты придешь, когда сможешь. Да хранит тебя Господь!
– И тебя, медвежонок!
Дела устроились быстро: все три просьбы Пола были удовлетворены. Предложенная Полом сумма денег была встречена архиепископом благосклонно, Эмиасу обещали место пажа в покоях Вулси, Эдуарду – место младшего капеллана, а Мэри вместе с ее братом и племянником будут доставлены ко двору в его свите. Пола не удивила гладкость аудиенции – архиепископ был прежде всего деловым человеком. Больше его поразило то, что тот держал себя скорее как король, чем архиепископ.
Комната, где проходила аудиенция, была роскошно убрана, на стенах висели драгоценные гобелены – настоящие арраские, огромное массивное кресло Вулси инкрустировано золотом, на полу, как и на столе, были постланы ковры, вокруг Вулси, как в приемной короля, стояли многочисленные пажи, клерки и секретари.
