Густав Эмар - Сакрамента
— Что это за сказку рассказываете вы мне, негодяи? — вскричал капитан гневно.
— Это не сказка, а вполне правдивая история, капитан, — невозмутимо отвечал Педросо. — Теперь мне ясно поведение этого человека, которое поначалу казалось очень странным.
— Ну, говорите, что вам ясно?
— Карай! Все очень просто. Этот человек хотел заставить нас удалиться затем, чтобы дать своим сообщникам, по всей вероятности, скрывшимся в этой чаще, возможность напасть на вас при выходе из дома, где вы были в гостях.
Капитана, видимо, заставил призадуматься рассказ его сообщников, вовсе не такой уж неправдоподобный. В последние дни ему не раз и самому приходилось слышать о подобных случаях. В конце концов, он поверил рассказу Педросо, тем более, что его слова с готовностью подтвердил Карнеро, и подозрение, мелькнувшее было в голове капитана относительно дона Гутьерре, совершенно развеялось. Кроме того, он отлично понимал, что богатый гасиендер, не ожидавший его визита, не мог вдруг, экспромтом, подготовить ему ловушку.
— А если вам доведется когда-нибудь встретить этого человека, узнаете вы его или нет? — спросил капитан у Педросо.
— Вполне, капитан. Мы успели рассмотреть его как следует.
— Тогда, значит, еще не все потеряно.
— Только вот беда, мы не видели его лица, — добродушно заметил Карнеро.
— Как это так, негодяй, не видели?
— Капитан, это значит, что он все время показывал нам только спину.
— Убирайтесь к черту! Вы оба болваны.
Разбойники обменялись насмешливыми взглядами и стали усердно помогать капитану, основательно деморализованному в результате случившегося, сесть на лошадь.
— Черт побери всю эту дурацкую историю! — пробормотал дон Ремиго. — Мне удалось так ловко заполучить сто унций… Будь прокляты эти мошенники, сумевшие отнять у меня золото!
И, окинув долгим тоскливым взглядом дом дона Гутьерре, капитан с грустью повернул лошадь на дорогу.
Не удивительно, что дон Ремиго был так грустен, у него были на то серьезные причины. Зато солдаты его, наоборот, были веселы, как никогда. Они так громко смеялись и разговаривали между собой, что незадачливый капитан буквально выходил из себя, однако не смел заставить их вести себя деликатнее.
Наконец, когда трое всадников подъехали к деревне, дон Ремиго повернулся к Педросо.
— Вы что-то слишком веселы сегодня.
— А что! — нагло отвечал негодяй. — Нам пока, слава богу, не о чем грустить.
— Конечно, — отвечал капитан, вздыхая. — У вас никто не украл сто унций.
— Да неужели, капитан, у вас была при себе такая крупная сумма! Это очень неосторожно с вашей стороны.
— Я только что получил ее, — грустно проговорил капитан.
— Тогда другое дело, капитан… А я, например, никогда не ношу с собой больше четырех унций из опасения какого-нибудь несчастного случая.
Дон Ремиго насторожился.
— Четыре унции!.. Это очень недурно. А эти деньги в настоящую минуту при вас?
— Конечно, капитан.
— И вы, Карнеро, имеете при себе столько же?
— О! Я еще богаче, капитан, у меня целых шесть унций.
— Вот оно что, — опять со вздохом проговорил капитан. — Теперь я понимаю, почему вы так веселы. Послушайте, Карнеро и Педросо, -добавил он через минуту, — вы должны оказать мне услугу.
— Э! — неопределенно воскликнул Карнеро.
— Гм! — задумчиво хмыкнул Педросо.
— Вы не желаете, друзья мои? — с упреком вопросил капитан.
— О! Нет, — поспешно возразил Карнеро.
— Мы отказываемся, — отрубил обычно более сговорчивый Педросо.
— Что? Вы отказываетесь?
— Да, капитан. Но, если вы не будете иметь ничего против, мы можем предложить вам маленькую сделку.
— Согласен, это избавит меня от благодарности.
— Благодарность — это теперь устаревшее дело, капитан, — сказал Педросо, презрительно сморщив губы.
— Ну, и какую же вы мне предлагаете сделку?
— Вы предоставите нам отпуск на месяц, чтобы мы могли повеселиться, где нам заблагорассудится.
— Вы подрядились на какое-нибудь дело, негодяи!
— Я не говорю «нет».
— Ну и как, стоящее это дело?
— Неплохое, капитан.
— А мне разве нельзя будет поучаствовать в этом деле?
— Нет, тут как раз в аккурат на двоих, третий съест всю пользу.
— Тогда не будем больше об этом и говорить… Итак, значит, вы хотите получить отпуск на месяц?
— Да, капитан.
— А что вы мне за это дадите?
— Сто пиастров, — торжественно объявил Педросо.
— Этого слишком мало… вы хорошие солдаты, и я оцениваю ваши услуги по четыре пиастра в день.
— О! Мы столько не стоим, капитан.
— Вы слишком скромны… Сто двадцать пиастров, или вы не получите отпуска… Таким образом, всего-то придется по шестидесяти пиастров на каждого, можно сказать, даром… Кто знает, сколько вы получите за ваше «дело»! Ну, как? Согласны?
— Идет, сто двадцать пиастров, капитан.
— Гм! Мне следовало бы потребовать с вас больше! Ну, да ладно, я слишком добр. Давайте деньги!
— Извините, капитан, а наш отпуск?
— Я подпишу его в одну минуту.
— Ну, знаете, капитан, мы вам даем деньги, а вы нам — товар. Так, по крайней мере, будет справедливо.
Дон Ремиго понимающе улыбнулся и десять минут спустя уже подписывал отпуск и весело клал в карман полученные им от солдат семь унций…
Вечером у дона Мигуэля и его дяди состоялся разговор, затянувшийся далеко за полночь.
Когда все легли спать и в доме погасли огни, молодой человек в сопровождении дона Гутьерре направился к загону, оседлал свою лошадь и тихо выехал со двора, а дядя сам затворил за ним ворота.
Затем дон Гутьерре закутался в плащ, поскольку ночь была довольна прохладная, лег на землю возле забора и стал терпеливо ждать.
Незадолго до восхода солнца, то есть часов около трех утра, послышался приближающийся стук копыт. Вскоре шаги лошади замерли у ворот и кто-то тихо постучал в них.
Дон Гутьерре поднялся и поспешил к воротам — это возвратился дон Мигуэль.
Молодой человек спрыгнул на землю и повел свою взмыленную лошадь в загон, где расседлал ее и тщательно вытер соломой. Затем дядя и племянник направились к дому.
За все это время не было произнесено ни единого слова, и только когда они оказались в кабинете дона Гутьерре, последний заговорил, наконец, со своим племянником.
— Ну, как?
— Все в порядке, — отвечал дон Мигуэль полушепотом.
— Вы видели этого человека?
— Да, я его видел, и мы с ним окончательно обо всем договорились. Он вполне согласен со мною: раз там известно о вашем переезде в Медельен, вы должны непременно показываться на людях, иначе создастся впечатление, что вы почему-то считаете нужным прятаться… Если вас сегодня увидят на балу и на празднике, никому и в голову не придет в чем-либо подозревать вас… Кроме того, Дон Луи Морэн думает, что ему будет удобнее поговорить с вами на виду у всей толпы, нежели специально приезжать сюда и тем самым вызывать ненужные подозрения.
