Питер Марвел - Хрустальная удача
— Ты можешь уплыть от На-Чан-Чель, но от онзы ты никуда не скроешься! — прозвучал холодный голос в его голове.
Когда Билли сморгнул, он понял, что в хижине темно, как в могиле, а вокруг по-прежнему нет ни души. А он стоит возле привязанной козы, и факел дотлевает в его крепко сжатой руке.
Впоследствии Черный Билли так и не смог внятно объяснить самому себе, почему он послушался проклятую ведьму и сделал все в точности так, как она велела ему. Узнав от индейской колдуньи о пути в Новую Гвиану, он отправил Ван Дер Фельду записку, в которой сообщал, что знает местонахождение сокровищ. Пастор также просил голландца доложить обо всем Абрабанелю, чтобы не мешкая отправляться на поиски.
Что касается Ван Дер Фельда, то, отнесясь к сообщению пирата крайне недоверчиво, но повинуясь требованию будущего тестя, он отправился к Биллу, надеясь выманить у него сведения или самое карту. Услышав в ответ, что карты не существует, голландец укрепился в своем мнении, что Пастор решил поводить их с коадьютором за нос. Однако сам Абрабанель сразу и решительно поверил Черному Биллу и с несвойственной ему горячностью распорядился возобновить процесс снаряжения «Мести» для похода к берегам Новой Гвианы.
К тому же ювелир сам явился к Пастору, намереваясь вытребовать у него карту, но натолкнулся на решительное заявление, что как таковой карты просто нет. Тем не менее рассказ о том, как были получены сведения о сокровищах, Абрабанеля убедил. Он даже стал более ласков и подобострастен с Черным Биллом, уговаривая того поскорее выйти в море.
Успевший привыкнуть к самым отвратительным поворотам судьбы, Пастор, на чем свет стоит проклиная мерзавцев, недостойных Божией милости, отправился на борт «Мести», чтобы отдать распоряжение подготовиться к отдаче якорей в ближайшие дни. Билли сообразил, что судьба дарит ему шанс возвратить себе полную власть над кораблем и командой, авторитет и славу грозного пирата. Ведь в открытом море проклятый Абрабанель окажется у него, Билла, в руках! И, приглядывая вполглаза за тем, как Ван Дер Фельд с помощниками из числа пиратов готовит судно к отплытию, Черный Пастор погрузился в мечты о крахе коадьютора.
Глава 3
Служители культа
Отец Франциск не погиб вместе с несчастной «Азалией». Благополучно добравшись до берега на шлюпке, он нашел приют в миссии, и там же его ждал небольшой бот, который и доставил его на испанский галеон, груженный какао. Показав письма капитану, отец Франциск милостиво согласился занять соседнюю с ним каюту и был благополучно доставлен на Тортугу вместе со своими людьми. Туда же со дня на день должна была подойти бригантина «Барселона», отправленная генералом Антильских островов в помощь своему профосу. В те времена богатство иезуитских миссий превышало даже самые смелые фантазии, и посему потеря брига была хоть и досадной, но все же невеликой жертвой во имя стоящей перед профосом Ордена блистательной цели.
Перед входом в гавань отца Франциска ждало новое разочарование: вечное перемирие, которым жила Тортуга, не позволяло преследовать Уильяма и других пиратов на территории, подконтрольной здешнему губернатору. Даже в гавань пришлось войти как можно тише и дом для своего временного пребывания нанять поскромнее. В придачу ко всему на рейде стоял огромный линкор английского королевского флота, как будто застилавший собой весь горизонт. Его присутствие было не так-то просто объяснить, и, вместо того чтобы как можно скорее заняться насущными делами, профос был вынужден разослать своих шпионов, дабы выяснить, чем вызван визит на Тортугу английского корабля. Вдобавок присутствие на острове самоуверенных англичан создавало дополнительные сложности для иезуитов. Отец Франциск оказался скован в своих действиях.
Тем не менее профос не собирался отказываться от первоначального плана. Сняв квартиру неподалеку от порта, глава иезуитской миссии направил соглядатаев во все концы острова, надеясь выследить Харта: он был совершенно уверен, что флейту просто некуда податься, кроме Тортуги. К тому же дон Фернандо подозревал, что Уильям и его товарищи не станут слишком удаляться от вожделенных берегов Южной Америки. Но вынужденное бездействие претило деятельной натуре профоса и подогревало и без того свойственную ему нетерпеливость.
Один отец Дамиан рад был возможности передохнуть от интриг и предаться духовным упражнениям в благословенной тишине. Пока от него хотя бы временно не требовалось откликаться на нелепого «дона Диего Веласкеса де Сабанеду», носить тяготившее его как монаха пышное светское платье, фехтовать на шпагах и придумывать поэтические экспромты в честь очаровательной златокудрой особы. Молодой иезуит не питал иллюзий относительно своего начальника, а посему, сознавая, что подобное положение вещей долго не продлится, наслаждался каждой минутой, которую удавалось провести наедине с самим собой и своими мыслями.
Его простому духу были глубоко чужды мрачные раздумья и вспышки гнева его патрона и наставника дона Фернандо Диаса, бог весть отчего не пожелавшего перевоплощаться обратно в отца Франциска и продолжавшего на Тортуге носить светское платье. Ранее отец Дамиан не скорбел по поводу того, что карта сокровищ оказалась подложной, и не испытывал мстительных чувств по отношению к ее хозяину, Роджеру Рэли, ушедшему из жизни при столь драматических обстоятельствах. Отец Дамиан тихонько вписал его в свой келейный помянник и аккуратно молился за упокой его души на каждой утренней и вечерней молитве.
Вот и теперь он не разделял пылкого желания профоса захватить в плен молодого англичанина, дружившего с Рэли и, по-видимому, унаследовавшего от него подлинную карту. Посему отец Дамиан, радуясь, что патрон временно предоставил его самому себе, уединился в своих покоях, где и предался чтению Священного Писания и трудов по истории завоевания Америки. Одна только мысль беспокоила его совесть, и, не зная как разрешить сию дилемму, отец Дамиан мучительно искал выход.
Что касается отца Франциска, то он, не привыкший к таким сокрушительным неудачам, чередой преследовавшим экспедицию в последние месяцы, находился в состоянии, которое можно было бы сравнить с чувствами дикого животного, запертого в клетке. Недовольство профоса в полной мере ощущали на себе монахи Ордена и сопровождавшие иезуитов индейцы. Но самым жестоким ударом для дона Фернандо стало письмо, извещавшее его о нелепой гибели караиба Хуана Эстебано. Иезуит-касик был слишком заметной фигурой и представлял величайшую ценность для миссии.
