Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II
К большому неудовольствию эстетов и ценителей искусства бестиариев, завершилось это отделение Программы безвкусной кровавой резней. На арену просто выпустили всех тех зверей, которые еще уцелели, и вновь ливийцы, нумидийцы и балеарцы принялись разить их своими стрелами, дротиками и камнями.
Несколько десятков волков, тигров, оленей, серн, страусов и медведей полегли на арене; песок медленно впитывал густую кровь.
Пора было сделать перерыв, подкрепиться, отдохнуть. А затем зрителей ждало самое интересное, ради чего, собственно, многие и пришли сегодня в амфитеатр Статилия — поединки профессионалов, схватки лучших гладиаторов империи.
Вновь завыли трубы, запищали флейты, ударили барабаны. Глашатай от имени устроителя игр объявил, что представление возобновится через час, а пока почтеннейшая публика может отдыхать.
Его слова были встречены одобрительным гулом; люди начали подниматься со скамей, разминать затекшие члены, оглядываться в поисках лоточников с прохладным вином или холодными закусками.
Рабы и служители амфитеатра тем временем принялись приводить в порядок арену, убирая трупы животных и посыпая ее свежим белым нильским песком. Распорядитель ушел к себе в комнату, чтобы тоже немного передохнуть. Стало почти тихо, лишь глухой, словно сонный гул голосов висел над трибунами. Люди устали от эмоций, надо расслабиться.
Глава V
Знакомые лица
Ливия приказала задернуть шелковые занавески цезарской ложи, чтобы любопытный народ не пялился на своих повелителей, и рабы быстро накрыли на стол, подали легкое разбавленное вино, закуски, сладости. Мать и сын приступили к трапезе.
Друзу никак не хотелось сидеть тут с ними в этой скучной, гнетущей обстановке, и он — извинившись с притворным почтением — выбрался из ложи и принялся шляться по рядам, приветствуя многочисленных друзей и знакомых и принимая разнообразные знаки внимания от восхищенной его щедростью публики.
Справа от пульвинара, на широких мраморных, выстеленных мягкими подушками скамьях расположились представители золотой римской молодежи — сыновья консулов и патрициев. Туда и направился Друз в первую очередь.
— Привет, друзья! — воскликнул он. — Ну, как вам понравилось представление? Признайтесь, что давненько вы не видывали ничего подобного. Только празднества по случаю триумфа моего дяди могли бы сравниться с сегодняшним зрелищем.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Помпоний Флакк. — Но хочу заметить, что количество крови не всегда компенсирует настоящее мастерство. Зачем, спрашивается, ты приказал перебить бедных страусов и антилоп?
— А, ерунда, — махнул рукой Друз. — К тому же, я люблю вид крови. Папочка постоянно попрекает меня этим, но я ничего не могу с собой поделать.
— Садись, выпей с нами, — предложил Авл Вителлий. — Сейчас принесут прекрасное цекубское. Я сам его выбирал.
— Ну, на твой вкус можно положиться, — расхохотался Друз. — По крайней мере, если дело касается выпивки и еды. Но вот выбрать мне любовницу я бы тебе не доверил.
Молодые патриции покатились со смеху. Намек был им ясен. Ведь всем известно, что толстый Вителлий питает пламенную страсть к хорошеньким сирийским мальчикам, а Друз с отвращением относится к педерастии. Ну, да ладно, о вкусах не спорят.
В этот момент рабы подали вино и закуски на серебряных подносах в форме морских раковин. Проголодавшиеся патриции набросились на угощение.
— А где Силан? — спросил Друз, пережевывая крылышко жареного фазана. — Неужели он не пришел в амфитеатр? Что-то на него не похоже.
— Он заболел, бедняга, — грустно качая головой, сказал Луций Пизон. — Уже три дня лежит пластом и клянет всех лекарей подряд.
— Да что с ним такое?
— Паштет из языков фламинго, — еще более грустно ответил Пизон. — Я ведь предупреждал его, что с этим блюдом надо быть осторожным. Но ты же знаешь Силана — он никого не станет слушать.
— Жаль, — искренне огорчился Друз. — Нам будет его не хватать. Надо, пожалуй, послать ему моего врача. Тот большой специалист по желудочным проблемам.
— Ну, как вам нравится вино? — спросил Вителлий, блаженно жмурясь. — Скажите мне правду?
— Отличное, — коротко ответил Флакк. — Где ты его нашел?
— Не скажу, — насупился Вителлий. — Ведь ты сейчас же побежишь туда и закупишь все, что есть.
Он повернулся к Друзу.
— Вот уж человек, который хлещет вино как воду. Клянусь Юпитером, он может выпить целую бочку и даже не поморщится.
— Совсем как мой папа в молодости, — съязвил Друз. — Тот тоже любил хорошенько нагрузиться.
— Ну, думаю, что даже достойный цезарь тут не сравнился бы с Флакком, — вмешался Пизон. — Готов даже поспорить на тысячу золотых, что наш друг Помпоний перепил бы твоего отца, Друз.
— А что, это интересно, — задумчиво сказал сын Тиберия. — Вот бы мы организовали такое соревнование. Ладно, я попробую подсунуть цезарю эту мысль. Но, правда, папа большой лицемер и с ним трудно иметь дело. Вот, помните недавно он при всех обругал толстяка Цестия Галла за обжорство и мотовство, а потом сам напросился к нему на обед и пировал до рассвета. Да еще и потребовал, как мне говорили, чтобы за столом им прислуживали голые рабыни. Старый развратник!
Он засмеялся, но патриции предпочли не выражать громко свои мнения. Все-таки речь шла о цезаре, повелителе Империи. Кому нужны неприятности? Друз — другое дело, тут вопрос семейный, но посторонним лучше не затрагивать столь щекотливую тему.
Веселая беседа продолжалась еще несколько минут, потом Друз встал, напоследок осушив большой кубок разрекламированного цекубского из тайных запасов гурмана Авла Вителлия.
— Ладно, друзья, — сказал он. — Спасибо за угощение. Пойду, пожалуй, нанесу еще визит нашим дамам, а потом можно и продолжать представление. Народ уже начинает волноваться.
С этими словами он спустился на несколько рядов и принялся обходить амфитеатр, поскольку знатные женщины сидели с другой стороны цезарской ложи. Балдахина Над их местами не было, но зато стояли рабы с широкими зонтиками из пальмовых листьев и опахалами из страусовых перьев, готовые защитить нежную кожу своих хозяек от лучей апрельского солнца.
Проходя по ступенькам, он бросил взгляд на скамьи/ которые занимали почтенные сенаторы. Там царило полное спокойствие. Достойные отцы римского народа всегда на людях держались подчеркнуто невозмутимо, сохраняя дистанцию. Зато в курии Помпея — среди своих — они уже не стеснялись и заседания не раз заканчивались гневными перебранками, а то и самым обыкновенным мордобоем.
Друз увидел среди белых с пурпурными широкими полосками тог строгий профиль Квинта Гатерия, приятеля Гнея Сентия Сатурнина, которого недавно обвинили в государственной измене и арестовали прямо в курии. Согласно официальному сообщению, в тюрьме он скоропостижно скончался. Но никто не стал доискиваться, какая же болезнь сгубила Сатурнина. Сенаторы были напуганы этой расправой и предпочитали не ссориться с властью, которую все увереннее забирал в свои руки цезарь Тиберий, руководствуясь мудрыми советами императрицы Ливии и пользуясь поддержкой своего верного сторожевого пса — префекта преторианской гвардии Элия Сеяна. Этот негласный триумвират и вершил сейчас в стране суд и расправу.
