Павел Лагун - Капитан Сорви-голова. Возвращение
— Да и при очень трагических обстоятельствах. — Жан уселся поудобнее на своем месте и рассказал Фанфану про все события "Ледяного ада", не упустив ни одной детали, связанной с Барнеттом.
— Вот гад! — опять воскликнул Фанфан. — И ты его еще жалеешь! Давно бы ножом по горлу и в окошко. Я бы не стал разводить сантименты.
— Я и не знал, Фанфан, что ты стал таким кровожадным, — огорченно покачал головой Жан. — Не могу я безоружного, связанного человека зарезать, как свинью, будь он трижды бандит и убийца.
— Он бы с нами не церемонился, будь уверен, — обиженно проговорил Фанфан и улёгся головой к Жану. Через несколько минут раздалось его чуть свистящее похрапывание. Жан Грандье и не заметил, что за окном потемнело. В тропиках практически нет сумерек, и день почти сразу переходит в ночь. Паровоз стал замедлять ход. Они были в пути часов пятнадцать, преодолев уже более половины пути, то есть пятьсот с лишним километров. За это время поезд останавливался всего раза три-четыре, чтобы заправиться водой. Угля ему, видно, должно было хватить до конца путешествия. Сейчас же он почти на час застрял на каком-то полустанке, спрятанном в темной листве мимоз и акаций. Осмотрщик долго и методично бил своим молотком по колесам, и Жан под этот монотонный стук незаметно для себя задремал, а потом и крепко уснул, утомленный тяжелым днем. Глаза его открылись как-то внезапно, сами собой. Как сквозь дымку, он видел темное купе, слабо освещенное тусклым огоньком ночника. Он видел спящего головой к дверям Фанфана и лежащую напротив темную фигуру. Кто это был, Жан почему-то забыл и вспомнить не мог, как ни старался. Внезапно фигура зашевелилась и бесшумно поднялась с полки. В мертвенном свете ночника Жан увидел бледное лицо, окаймленное густой черной бородой, с выпученными, горящими злобой глазами. В руке у бородача тускло блеснуло лезвие ножа. Одно быстрое движение, и Фанфан захрипел, захлебнувшись собственной кровью. Жан хотел вскочить, но какая-то непонятная сила сковала его движения. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Убийца склонился над ним. Прикрытый бородой и усами рот искривила злорадная усмешка. Жгучие глаза сверкали ненавистью. Окровавленный нож приблизился к горлу…
Поезд толкнуло. Жан открыл глаза. Рядом никого не было, хотя вид купе оказался почти таким же, как несколько секунд назад, когда над ним склонился убийца с ножом в руке. Фанфан, похрапывая, лежал головой к двери и был, несомненно, жив. Темная фигура Барнетта, прикрытая одеялом, тоже казалась неподвижной. Значит, все это ему приснилось. Жан облегченно вздохнул. Такого реального сна он не видел никогда в своей жизни. Вот жуть-то. Поезд неспешно катил в ночной тьме, перестукиваясь колесами короткой скороговоркой с рельсовыми стыками. В открытое окно вместе с легким ветерком, насыщенным пряными запахами трав и цветов, заглушая колесный перестук бесконечной, широкой гулкой полосой, врывался шелестящий треск мириадов ночных насекомых: кузнечиков, жуков, цикад, кобылок. А чуть выше, на фоне холмов и деревьев, бежал рядом с поездом неподвижный небесный свод, искрящийся сотнями созвездий.
Какие-то непонятные даже ему самому ощущения переполнили Жана Грандье. Что-то происходило в душе капитана Сорви-голова — командира разведчиков, героя и безжалостного мстителя. За три месяца сидения в Кейптаунском маяке внутри бесстрашного и решительного юноши произошли существенные изменения. Он стал чутче присматриваться и прислушиваться к окружающему миру, и теперь, кроме мыслей о войне и его места в ней, голову Жана Грандье посещали и другие, более возвышенные: о быстротечности человеческой жизни и смысле земного бытия. Вот и сейчас, глядя на яркие южные созвездия за окном купе, он постепенно преодолел притяжение Земли и мысленно устремился в эту нескончаемую глубину. Представил пылающие жаром громадные огненные шары, летящие в холодном эфирном пространстве по неведомым никому законам. Кто раскрутил эту гигантскую карусель? Кто когда-нибудь ее остановит? И среди этого скопища солнц, туманностей, планет — маленькая пылинка по имени Земля. На ней зародились разумные племена млекопитающих, которые не хотят вести себя разумно, а постоянно дерутся между собой, убивая себе подобных, ради каких-то придуманных идей и интересов. Как все мелко, как ничтожно по сравнению с этим бесконечным пространством и временем. Но с другой стороны, разве идеи свободы и борьбы за нее так уж мелки и ничтожны, если смотреть на них с точки зрения этого маленького, но все-таки разумного человечества? За эти идеи люди идут на смерть добровольно, с гордо поднятой головой. И этот подвиг велик и возвышен, несмотря ни на что. Ради этого стоит жить и умереть без раскаяния. Поезд снова, завизжав тормозами, остановился. Жан выглянул в окно. Они стояли на большой узловой станции с несколькими путями, забитыми составами. Слабый свет электрических и газовых фонарей дал Жану рассмотреть табличку на каменном здании вокзала: "Де-Ар". Знакомые места. Всего сотня километров до границы с Оранжевой республикой. Поезд теперь пойдет в сторону Ноупурта, а уж затем отправится в Блюмфонтейн. Большая часть пути преодолена. Но сложности его только начинаются. Состав вплотную приблизился к театру военных действий, и хотя основные силы буров уже разбиты, сопротивление их не ослабело, а просто перешло в другую стадию. И еще неизвестно, чья тактика возьмет. Особенно после смерти королевы Виктории. По вагонному коридору раздались шаги. Несколько человек шли от купе к купе, несмотря на довольно поздний или ранний час. Они стучались в двери. Были слышны приглушенные голоса. Люди, нарушавшие ночной покой офицерского спецпоезда, медленно приближались к центру. Проверка документов. Ну, капитан Роберт Смит, держись! Пусть тебя опять выручит счастливая звезда капитана Сорви-голова.
В дверь купе постучали. Жан был уже наготове. Он отодвинул щеколду и встал на пороге. В коридоре было темно, но на фоне более светлых окон выделялось несколько черных силуэтов в шлемах, с винтовками за плечами. Впереди бледным пятном вырисовывалось лицо полицейского офицера с фонарем в руке. Полицейский отдал честь. Жан ответил кивком головы.
— Извините за беспокойство, сэр! — произнес полицейский.—Мы понимаем, что очень поздно, но поезд пришел на узловую станцию и дальше следует зона оккупации и военных действий. Необходимо предъявить документы и пропуска. Жан протянул полицейскому удостоверения Смита и Нортона. Единственно, на что он рассчитывал, так это на эффект от солидности текста и авторитетности подписей и печати. И его расчет оказался верным. Полицейский, прочитав при свете фонаря написанное на протянутых ему бумагах, вытянулся и щелкнул каблуками.
