Ян Валетов - Путь Проклятого
– Не хотите ли послушать мои предложения? – спросил немец тем же дружелюбным тоном. – Ведь нельзя вечно тянуть партию? Ясно, что ваша позиция проигрышна…
– Будете предлагать сдаться?
– Буду.
– Не тратьте время, Вотчер.
– Вы же понимаете, что ваше поражение – вопрос нескольких часов.
– Спешите? – спросил Рувим. – Конечно же, спешите…. Вы, наверное, и два дня назад думали, что справитесь за несколько часов? И как? Получилось?
– Практически – да.
– Не думаю. Практически у вас получилось убить безоружных ребят из моей экспедиции. И больше ничего.
– Странно, – Вальтер превосходно владел собой. Интонации его оставались неизменны, разве что в плавной английской речи вдруг проявился небольшой немецкий акцент. – Это у меня ничего не получилось? Вы, господин Кац, отрезаны от людных мест. С вами ваш племянник, к которому у меня теперь свой личный счет, и ваша ассистентка. Я видел использованные шприцы, ватные тампоны с кровью, значит, кто-то из вас ранен. Вам временно повезло, не более того. Но везение потому и называют везением, что оно заканчивается. А после него наступает суровая реальность. И эта реальность такова: через час, два или три я вас достану. Вы убили моих людей, но не всех, Кац, далеко не всех. Вы и не понимаете, какие силы за вас взялись. У мертвой селедки в бочке с солью шансов выжить больше, чем у вас…
– И поэтому я должен сдаться? – спросил Рувим.
– Я не могу предложить вам жизнь, – сказал Вотчер. – У меня нет на это права. Звучит банально, но ничего личного, профессор. Есть приказ. Он будет выполнен. Но я могу предложить мгновенную смерть. Если же мне придется за вами побегать, смерть будет очень нехорошей….
Шагровский увидел шевеление на скале, закрывавшей ущелье слева. Она была значительно ниже той, что справа. Он бы и сам выбрал для подъема именно ее. Валентин располагался в густой, почти непроницаемой тени отбрасываемой крупным валуном, и рассмотреть его можно было только через мощную оптику, и то, если знать, хоть приблизительно, местоположение.
Разогретый пластик приклада коснулся щеки – Шагровский взял замеченное шевеление на прицел, еще не решив, будет ли стрелять.
– Я вот все думаю, – дядя уловил движение Валентина и медленно кивнул головой. – Сколько времени у тебя еще осталось, Вальтер? Ну, не могут здешние власти долго ничего не предпринимать в такой ситуации – с кем бы твои хозяева не договорились. День, два, от силы три – и все. Это уже предел лояльности – потом тут начнутся такие пляски с бубнами, что я бы даже врагу не посоветовал дожидаться их результата. Это моя страна, моя армия. Пока они молчат по приказу, поверь, молчат с недоумением, но потом…. Особенно, когда узнают за кем ты бегаешь, а мое имя в войсках знают очень хорошо! Да у Бен-Ладена в центре Иерусалима будет больше шансов выжить, чем у тебя, в какую бы щель ты не забился. Тебя даже не разорвут, тебя разнесут на молекулы….
Рувим взглянул на часы.
– Так что, Вальтер, спасибо за предложение, но мы еще побегаем. Все по-честному – успеешь ты, повезло. Не сумеешь – не обессудь. Странно, что ты не пообещал нам жизни за рукопись. Ведь мог пообещать….
– Ты бы поверил? – спросил Вотчер.
– Конечно же – нет…
Теперь Шагровский был уверен, что уловил движение. Наверху скалы, прячась за невысоким гребнем из красного здешнего камня, крался человек. Задержав дыхание, как когда-то учил его проводник-якут в Хабаровском крае, Валентин совместил целик, мушку и силуэт, а потом плавно потянул за спуск.
Раз-два-три!
Автомат, поставленный на стрельбу короткими очередями, дернулся в руках, выплюнув три пули подряд. Отдача была невелика, Шагровский легко вернул ствол на исходную прямую прицеливания и снова нажал на триггер.
Раз-два-три!
Расстояние для прицельного огня из короткоствольного оружия было почти предельным: сто шагов – это та дистанция, на которой автомат, спроектированный для ближнего боя становится неэффективным, пригодным только для стрельбы по площадям. Но внешность трофейного бельгийского чуда, случайно попавшего в руки Шагровского этой ночью, была обманчива.
Походивший на фантастический бластер из дешевого телесериала пистолет-пулемет, был создан как оружие, способное поражать противника в бронежилете на расстоянии двух сотен метров, изготовлен на заводе фирмы FM Herstal неподалеку от Брюгге, куплен полицией Саудовской Аравии шесть лет назад для экипировки отряда специального назначения, и благополучно передан подразделению под командованием Вальтера перед самым началом операции.
Высокоскоростные пули прошили сухой воздух пустыни, как по линейке – отклонившись на несколько миллиметров от заданной траектории. Четыре из шести прошли мимо, но одна из пуль первой очереди ударила в камень и бросила мелкую крошку в лицо поднявшемуся на скалу стрелку.
Осколок гранита рассек ликвидатору бровь, тот выругался, зажимая рану рукой, склонил голову, и последняя, шестая пуля попала ему в плечо – между шеей и ключицей, в самый край жилета. Заостренный стальной наконечник прошил кевлар, словно нейлоновую ночную рубашку. Потеряв только часть своей сумасшедшей скорости, убойный снаряд прошил тела стрелка сверху донизу, и уже на излете застрял в позвоночнике.
Слово «fuck» было последним, которое произнес при жизни двадцатисемилетний уроженец ЮАР, а с такими словами, как известно, в рай не пускают.
Ни профессор, ни Валентин не были уверены в попадании – просто шевеление на вершине скалы прекратилось.
– В кого стреляешь? – спросил Вальтер насмешливо.
– Вот уж не знал, что у тебя в команде есть скалолазы…. Не бережешь ты людей, Вотчер, не бережешь…. Так скоро один останешься.
– Вотчер я для коллег, – поправил дядю невидимый собеседник. – Для тебя я Вальтер, раз уж ты решил, что знаешь, как меня называть. Не путай. О моей команде не волнуйся. Каждый из них знает, на что и за что идет. И людей у нас больше, чем ты можешь предположить.
– Он тянет время, – сказал Шагровский одними губами. – Он хочет, чтобы мы оставались здесь. Ждет чего-то….
Кац кивнул.
– Лучше бы ты нанял настоящих профи, – произнес он в микрофон рации, – а не брал тех, кто подешевле. Ты потерял двоих в ночь нападения на мою экспедицию, еще четверых мы прикончили вчера в пустыне. Трупы еще двоих я с удовольствием разглядываю сейчас без бинокля, а еще один твой профессионал, тот который вообразил себя скалолазом, начал вялиться на солнышке минуту назад. Итого – восемь ноль в нашу пользу. Тех, кого ты убил из-за угла, я тебе не зачитываю! Хорошая арифметика, как ты полагаешь? Нравится? Вас же всегда двенадцать, Вальтер? И ты – тринадцатый? Символично…. Тринадцать – чертова дюжина. За пределами добра и зла. Но тринадцать минус восемь будет пять. Всего пять. Мне кажется, ты ошибся с выбором объекта. И с профессией тоже. Тебе, Вальтер, надо было бы быть парикмахером….
