Тамара Мизина - Владычица Рима
Юноша поднял руку. Пальцы скользнули по плечу девушки и тут же инстинктивно отдернулись, прикрыв горящую щеку. Лиина выпрямилась, взяла его пальцами за подбородок (лицо ее при этом выражало беспредельную скуку) и наотмашь влепила ему вторую пощечину. По другой щеке. Потом, будто ничего не произошло, подняла упавшую трубочку и опять приложила к его груди, прослушав, хмыкнула удовлетворенно, заметила с той же скукой в голосе:
– Не надо так громко стучать зубами. Больше пощечин не будет.
– Госпожа простит ничтожному рабу его дерзость?
Глядя в расширенные от ужаса зрачки юноши, Лиина процедила презрительно:
– Римлянин опять спешит. На рынок его пока что не выводили. Две пощечины за спешку – вполне достаточно, – и уже нормальным голосом закончила: – Спи лучше, на ногах не стоишь, а туда же!
– Виноват, госпожа, сплю, госпожа, – юноша поспешно сомкнул веки. Он слышал, как девочка отошла, некоторое время вслушивался в шорохи, пытаясь угадать, что она делает, и не заметил, как уснул.
До Лиины донеслись голоса из шатра. Она затаила дыхание.
Разговор, похоже, шел серьезный. Предводители обсуждали, что делать дальше. Никто не спорил, что не стоит ждать, пока римляне узнают о поражении и вышлют новую армию. Самым разумным сейчас было воспользоваться их недолгой растерянностью и нанести несколько выверенных и сильных ударов по небольшим гарнизонам. Желательно сделать это в разных местах и, насколько возможно, одновременно. Заодно это помогло бы избежать безделья в армии восставших. Безделья, более опасного, нежели самая неравная битва. Мнения расходились в одном: надо ли дробить армию? За единые силы были Урл и Авес, против – женщина и Зефар.
– Нас просто раздавят поодиночке, – горячился Авес.
– Нас и так раздавят, – возражала женщина. – Если римляне двинут против нас хотя бы половину своих сил, мы не устоим. Даже половины будет много.
– Наша армия растет с каждым днем!
– Она застаивается, как вода в болоте. Римлян сдерживает дисциплина, а нас? Откуда дисциплина в нашей армии, если ей без году неделя? Нам нельзя без драки. И почему вы так боитесь разделиться? Каждый из вас возьмет примерно по трети армии, и мне оставите человек триста. Когда бы римляне ни надумали нас уничтожить, мы всегда успеем соединиться и разбить их окончательно.
– Сейчас нас мало, так неужели тогда будет больше?
– Будет, Авес, и ты это знаешь. Чем больше за нами побед, чем богаче наша добыча, тем больше людей станет искать нас.
– Неучи, деревенщина. И с ними бить римлян?
– Других нет, Урл. И не будет.
– Рискованно все это. А вдруг римляне догадаются переловить нас поодиночке?
– Обязательно догадаются, Авес. Они не так глупы, как нам хотелось бы. Но не мне же учить вас с Зефаром, что ввязываться надо только в те схватки, где победа заранее ваша, что смотреть надо зорко, бегать быстро – все это вы знаете и без моих советов. У нас нет выбора. Нам придется бить первыми и удирать, пока римляне не нанесли ответного удара.
– Ну хорошо, мы не будем давать римлянам благодушествовать, а что будет делать госпожа?
– То же самое, Урл. Беспокоить римлян, обучать новичков, вести разведку. Две трети наших успехов строились на хорошей осведомленности.
– А молодая госпожа будет развлекаться с римлянами?
– Она моя дочь, Авес, – женщина в первый раз повысила голос, и слова ее зазвучали высокомерно. – Лиина – моя дочь, – повторила она, – и уже потому не унизит свою гордость бесчестным деянием. И потом, – в голосе ее сверкнула насмешливая лукавинка, – ты сам привел их, чтобы развлечь нас. Мы рады твоему подарку и развлекаться будем так, как сочтем нужным.
– Я просто забочусь о чести госпожи.
– О! Конечно! Но думаю, что о своей чести мы и сами сумеем позаботиться.
– Честь госпожи – не только ее забота, – возразил Урл. – Если воины покоряются женщине – она должна быть не только мудра, но и целомудренна.
– Римлян привели вы, – резко остановила его женщина. – И теперь даже если вы перережете их, ничто не изменится. Весть пущена по языкам. Так что не будем говорить о том, что мы не в силах ни изменить, ни остановить. Поговорим о другом. Сейчас мне интересно услышать, что думают о нас римляне, – она хлопнула в ладоши, приказала вошедшему воину: – Приведи сюда старого римлянина.
Гай Луций Помпоний вошел в шатер с гордо поднятой головой, поднял руку в знак приветствия, чуть покосившись при этом на разбойничью физиономию незнакомого ему воина. Урл спросил его с едва прикрытой издевкой:
– Когда благородный римлянин Гай Помпоний видел в последний раз благородного римлянина Гая Лициния Октавиана?
– Неделю назад.
– И о чем же говорили великие сыны великого Рима?
– О предстоящем походе и о том, как лучше прекратить ваши бесчинства.
– Разве защищать свою землю считается бесчинством? – возмутился Авес.
– Вы не признаете честного боя. Вы бьете из-за угла. Это война не по правилам.
– Должно быть, – вмешался Зефар, – честный бой, по мнению римлян, это когда бьют они, а нечестный – когда бьют их.
Все, находившиеся в шатре, рассмеялись, кроме пленника. Даже женщина улыбнулась.
– Что вы собираетесь сделать с нами?
– Да вот, понимаешь ли, – осклабился Зефар, – никак не можем решить: то ли удавить вас, то ли распять, то ли попросту прирезать. А может, утопить? Не посоветуешь ли чего, благородный римлянин? Не подскажут ли чего твои Боги?
– Мы не разбойники и не беглые рабы! Мы – пленные! – почти высокомерно ответил Гай Луций Помпоний.
– Так ведь воины, которых вы взяли после боя в Черной долине, тоже не были ни ворами, ни рабами, но их-то вы развесили на крестах. Я это хорошо помню. И не только я, – зло произнес, почти прорычал Зефар.
– Они отказались сдаться.
– Так что же говорил тебе Гай Лициний Октавиан? – прервала спор Урла с Помпонием женщина.
– Приказал разбить вас и в наказание за бунт уничтожить.
– Ну и как? Уничтожили?
– Авес, не перебивай, —жестко произнесла женщина и снова обратилась к Помпонию: – Что еще говорил благородный Гай Лициний Октавиан?
– Велел проучить всех, кто помогает вам, а потом продолжить сбор контрибуции.
– Это и так ясно. Что он говорил о нас? Ругал?
– Да.
– Как он называл нас?
Упрямо вскинув подбородок, легат ответил:
– Высокородный Гай Лициний Октавиан назвал вас шайкой воров и оборванцев, и я готов повторить его слова вам в лицо дважды и трижды. Спешите же порадоваться своей победе, потому что скоро легионы Рима раздавят вас…
– Легионы Рима? Так благородный Гай Лициний Октавиан уже просит помощи у Рима?
