Георгий Свиридов - Мы еще вернемся в Крым
– Понятно, – сказал Алексей понимающе.
– А нам не очень понятна такая арифметика, – сержант снова длинно выругался. – Не война, а сплошной цирк с фокусами!
Его поддержал высокий узколицый зенитчик, выплевывая окурок:
– Мы вот успели под пулями в порту высадиться с орудием, а наши ящики со снарядами полным комплектом остались в море, на потопленном «Жоресе». Слышишь, как они там бесполезно рвутся? А нам чем воевать прикажете? Сидим тут без дела как американские наблюдатели.
Алексей смотрел на хмурое небо, на низкие тучи, смотрел с неприязнью, словно они были виновником всех неприятностей. И вслушивался в разрывы бомб. По звуку определял, куда угодила очередная бомба. Этому он научился еще в первые месяцы войны в Севастополе. Если бомба попадала в порт, то взрыв был ровным, раскатистым, если бомба шлепалась в воду залива, он был звеняще гулким, а когда падала на прибрежные кварталы, то ее взрыв сопровождался звонкой трескотней. То разлетались осколки черепицы. Большинство домов в Феодосии издавна покрыты плотной тяжелой черепицей, сделанной из глины и обожженной в печах, как делают кирпичи. Сорванная с крыш взрывной волной черепица с огромной силой шлепалась об асфальт, и ее осколки веером разлетались во все стороны.
– Вот зараза гадкая! – ругался Григорий Артавкин, пиная носком флотского ботинка черепичные осколки. – Мразь! Разрывается, как граната, проклятая черепица!
Бомбежка продолжалась.
От взрывов тяжелых бомб земля под ногами Алексея глухо и нервно вздрагивала. Держа автомат на взводе, он прислонился к дереву своего детства и чувствовал спиной, как ствол тоже вздрагивал от каждого разрыва.
К разрывам авиационных бомб, торопливым выстрелам зениток и тревожным очередям спаренных пулеметов добавились одиночные винтовочные выстрелы и отрывистые очереди автоматов. Алексей Громов знал, что город взят, но он еще полностью не очищен от врагов. Отдельные гитлеровцы или их небольшие группы, которые не успели или не смогли убежать из города, затаившись на чердаках и в подвалах домов, в минуты бомбежки вылезали из своих убежищ и стреляли по десантникам. Наряды моряков и пехотинцев в это время, в грохоте бомбежки, специально направлялись прочесывать улицы Феодосии, и в разных местах завязывались короткие вспышки боев.
Передвигаться в эти минуты по улицам было небезопасно. Алексей решил напрасно не рисковать, не соваться под пули и осколки и переждать бомбежку в развалинах своего дома.
Он стоял, прижавшись спиной к старому абрикосовому дереву, и мысленно возвращался в свое недавнее прошлое. Алексей смотрел в даль переулка, где возвышался остов двухэтажного здания, сложенного из местного камня. От дома остались одни обугленные стены. В этом доме, пустовавшем и заброшенном, в полутемном чердаке мальчишки с его улицы устроили свою тайную «кают-компанию». Чувствовали себя взрослыми, курили, играли в карты. Даже иногда и вино распивали.
Громов грустно усмехнулся. Каким же он был тогда глупым и несмышленым! На чердаке Алексей попал в кабалу по «карточному долгу» к опасному рецидивисту по кличке Грифт, и его феодосийским дружкам Филину и Кияну. И чтобы «отработать» денежный долг, чуть было не совершил преступление.
Грифт нацелился ограбить дом известного художника Шнайдера, похитить несколько картин. В доме жила вдова с дочерью. Художник недавно умер, он поехал в творческую командировку в Среднюю Азию, а из Бухары пришло известите, что его укусила ядовитая змея. В доме Шнайдера кроме его собственных картин были ценные полотна западных живописцев и работа самого Айвазовского, единственный в мире эскиз к картине «Торжество Феодосии». Сама картина сгорела еще в 1905 году при пожаре в здании городской мэрии. Для выполнения своего преступного плана он и привлек подростка.
Алексей был вхож в дом художника. Он с первого класса дружил с его дочерью Ларой. Этим и решил воспользоваться Грифт, залетный гастролер. Он заставил Алексея сходить в дом художника, быть внимательным «как разведчик морских пиратов», все запомнить, особенно, в какой комнате и на какой стене висят картины.
– Держи язык за зубами, а глаза раскрой пошире! – и дал такой подзатыльник, что Алексей еле устоял на ногах. – Топай и помни: череп и кости!
Алексей сходил в гости к Ларе. Она его чаем угостила, они мило поболтали. А когда Алексей вернулся, Грифт сунул ему в руки карандаш и лист бумаги:
– Рисуй план хаты!
Киян и Филин встали за спиной. Попробуй возразить, так тут же и прибьют. Алексей дрожащей рукой стал рисовать вход в дом через террасу, кухню, комнаты… Он только теперь начал осознавать, какой ценой расплачивается за карточный долг.
– Где висят эти картинки?
Грифт показал вырезанные из журнала цветные репродукции. Алексей сразу узнал их. То были картины французских экспрессионистов и эскиз Айвазовского к полотну «Торжество Феодосии».
– Там. Там много их, разных.
– Где висят эти? – Киян сунул кулаком под ребро.
– Больно! Ты чего?
– Показывай и не темни!
– Дай припомнить…
– Дать? Сейчас так дам по рогам, что враз копыта откинешь, – пригрозил Киян.
Алексей ткнул карандашом в гостиную, показывая, где висели картины:
– Вот тут… Обе.
– Наводка что надо! – Грифт сразу стал добрым и веселым, довольно потер ладони. – Живем, братва! За эти вшивые картинки знающий человек кучу бумажек отвалит!
Киян и Филин на иллюстрацию из журнала смотрели так, словно перед ними уже лежала куча денег. А Алексею стало не по себе. Острое чувство вины, словно раскаленные угли, жгло его изнутри. Из-за каких-то жалких рублей, позорного долга, он открыл дорогу в дом к хорошим людям.
– Хату берем сегодня! – властно сказал Грифт, пряча в карман брюк цветные вырезки из журнала.
– Почему про телефон зажилил? – Киян набросился на Алексея. – Я сам провода видел?
Грифт жестко, словно у него были не пальцы, а щипцы, схватил Алексея за ухо и нагнул к нарисованному плану дома:
– Где аппаратик?
Алексей взвыл от боли. Торопливо ткнул пальцем в гостиную:
– Здесь… У окна телефон! Больно!.. Вы ж… не спрашивали… Отпустите!
– Киян, как заскочим, сразу отрезай телефон, – приказал Грифт.
– Бу сделано!
– А если скачок сорвется, то знайте, никого не пощажу! – пригрозил Грифт, глядя в упор на Алексея. – Череп и кости!
Умирать Алексею не хотелось. И идти на кражу – тоже. Страх за будущее липкой паутиной охватил его всего. Алексей мысленно представил, как Грифт хватает Леру за горло, всовывает ей в рот тряпку…Как луч фонарика скользит по стене, по картинам… Холодная испарина выступила на лбу, вспотели ладони. Все его существо протестовало. Нет! Нет!
