Георгий Свиридов - Летом сорок первого
Тревожное сообщение поступило от соседей с юга. Пограничный отряд номер семнадцать на радио передал, что заставы подверглись артиллерийскому и минометному обстрелу, атакованы самолетами, которые бомбят Брестскую крепость, город и укрепленные районы. И еще, что гитлеровцы сняли часовых, захватили железнодорожный мост и на нашу территорию прошел немецкий бронепоезд, открыв огонь по крепости и вокзалу... Захвачен автотранспортный мост у Страдич и по нему двинулись танки...
– Неужели война? – невольно вырвалось у телефониста, и в его голосе прозвучало искреннее недоумение вместе с болью и негодованием. – Мне ж через неделю демобилизоваться... Как же так, а?
– Это провокация, – сухо и твердо ответил комиссар. – Крупная провокация. Японцы на озере Хасан тоже лезли с танками и самолетами, да получили по зубам и успокоились. Теперь фашистам неймется.
И тут посыпались тревожные сообщения из всех линейных застав, комендатур, резервных застав, укрепленных линий: их нещадно бомбят, обстреливают артиллерийским и минометным огнем и атакуют превосходящие силы противника... Сергей взглянул на свои именные часы и на круглые настенные: и его и те показывали одинаковое время – четыре часа ровно. И с беспечной мальчишеской радостью Закомолдин улыбнулся – наконец-то, и на его долю выпало военное счастье, предстоит участвовать в боевых действиях, может быть и крупных, и есть возможность отличиться, проявить себя. До этого дня ему, Сергею, казалось, что он родился слишком поздно, что главные боевые события произошли без него, ведь и война с японцами на озере Хасан и в Монголии, и война с белофиннами, освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину произошли без его личного участия. А тут теперь такое разворачивается, что только не зевай! И еще подумал о том, что ему действительно выпало счастье, если он в эти дни находится здесь, на Западной границе... И эта мальчишеская радость отражалась на его лице, покрытом легким загаром, и тихо светилась в глазах. Он преданно смотрел на командира пограничного отряда, готовый по первому его слову броситься выполнять любое приказание. Опасность не пугала, Сергей сам стремился ей навстречу. Ему не верилось, что началась война. Он почему-то был уверен, что боевые действия долго не продлятся, что скоро наше правительство все уладит и на границе настанет тишина.
Над штабом послышался нарастающий рев пикирующего самолета, донесся пронзительный свист, и в военном городке, одна за другой, начали рваться бомбы... А в ответ гулко забухали зенитные пушки, застучали крупнокалиберные зенитные пулеметы...
Связь прекратилась. Несмотря на все старания, майору не удалось связаться ни с округом, ни с командованием соединений Красной Армии, ни с областными советскими и партийными организациями. Тогда Курзанов приказал радисту передавать открытым текстом по волне, установленной для погранотряда, короткую телеграмму:
«Всем, Всем, Всем! Германия начала военные действия. Начальник отряда майор Курзанов».
3Закомолдин сел удобнее, опираясь спиной на ствол сосны. С неприязнью глянул на свои хромовые командирские сапоги, запыленные, в ошметках засохшей грязи. А еще недавно они блестели, как зеркало, начищенные, отполированные суконкой. Провел ладонью по щекам, ощущая жесткую колкость. Вспомнил, что брился последний раз четыре дня тому назад, в короткие передышки между боями, в подвале казармы при свете огарка. Мельком отметил, что внешний вид у него явно не командирский, но это его не затронуло. Проскользнуло мимо сознания, машинально зафиксировал, как факт, и все. С досадной тревогой подумал о другом. И эта тревога отбросила все иные мысли. Как же они беспечно провели ночь? Сергей ругнул себя последними словами. Лейтенант, да еще пограничник! А не выполнил элементарных уставных требований: не выставил караул, не назначил дежурных. А если бы немцы вздумали их преследовать, тогда что? Перебили бы сонных, как куропаток...
Сергей оценивающе оглядел крошечную поляну, на которой в кустах можжевельника, прямо на траве, под деревьями, не выпуская из рук оружия, спали бойцы. Уставшие, изнуренные бесконечными боями, оглохшие от артиллерийских обстрелов и бомбежек, измотанные бессонными ночами... Позиция была явно проигрышная, для обороны совсем непригодная. А где можно было найти лучшую в лесу, да еще ночью? Закомолдин передвинул с живота на бедро кобуру пистолета. Он знал, что у него еще есть две обоймы. В кармане галифе, выпираясь крупным яблоком, лежала граната-лимонка. Вот и все его оружие. Негусто. А что у остальных? Да и сколько пограничников вышло, вырвалось вместе с ним?
Закомолдин поискал глазами сержанта Неклюдова. Тот в последние часы боя находился рядом, они и по лесу бежали вместе, подбадривая друг друга. Он должен быть где-то неподалеку. Закомолдин помнил, как в темноте они добежали сюда и Неклюдов громко повторил команду лейтенанта:
– Все, ребята, короткий привал. – И добавил от себя: – Чтобы ни звука!
Сержанта поблизости не было. Закомолдин насторожился.
Сухо треснула ветка. Закомолдин рывком положил ладонь на кобуру, пальцами привычно расстегивая ее, вслушивался. Кто-то шел к поляне. Проснувшиеся бойцы схватились за оружие. Клацнул затвор, и этот резкий металлический звук грозно прозвучал в сонной лесной утренней духоте.
– Свои! – раздался голос Неклюдова, как бы предупреждая действия. – Свои! Осторожнее, а то продырявите ни за что!
Раздвинулись кусты, и на поляну вышел рослый сержант и с ним еще трое наших пехотинцев. Один из них был ранен в ногу и шел, опираясь на сучковатую палку, у другого была забинтована голова и сквозь грязный бинт темными пятнами запеклась кровь. Все с винтовками. Третий, самый рослый, под стать Неклюдову, белокурый, нес на плече, взявшись рукой за ствол, ручной пулемет.
– Товарищ лейтенант, – Неклюдов шагнул к Закомолдину. – Свои вот, говорят, что из Бреста топают. Обнаружил я их тут рядышком. Сидят, притаились. Но мы ж пограничники, товарищ лейтенант, дело привычное.
– Обнаружил, говоришь? – насторожился Закомолдин и мысленно еще раз чертыхнулся за свою беспечность, ведь вместо этих своих бойцов могли находиться и фашисты.
– Так точно, обнаружил, – улыбнулся Неклюдов, и улыбка на его усталом, чумазом лице получилась добрая, открытая. – Едва светать стало, товарищ лейтенант, поднялся я, по привычке решил разведку произвести вокруг нашего привала. На всякий случай и чтоб знать, где ж мы заночевали и нет ли какой прямой угрозы нашему привалу. Ну и наткнулся на них, на этих троих, шагах в пятидесяти отсюда в сторону восхода солнца. Думал, что немцы, стрелять приготовился, а это свои.
