Владимир Топилин - Серебряный пояс
В первое мгновение Иван воспринял зверя за некий, непонятно откуда появившийся пень, поросший двухсотлетним бурым мхом. Однако оскаленная пасть, сверкающие копейки бронзовых глазок, прилизанные на затылок уши, могучие лапы сразу все поставили на свои места. Иван понял, что происходит. Картина нападения зверя придала молодому охотнику трезвый, отточенный сигнал к действию, от которого зависела жизнь человека.
Михаил не видел, что у него происходит за спиной. Ничего не замечая вокруг, он продолжал целиться. Он не обращал внимания и на собак на привязи, которые рвались ему на помощь, предупреждая о смертельной опасности, стремились защитить хозяина, но не могли этого сделать.
Медведицу и Михаила разделяли два коротких шага. Расстояние в метр. Одно движение до того, как оскаленные, охристые клыки сомкнутся на голове человека.
В те решающие минуты трудно было сравнить реакцию человека и зверя. Ивану оставалось лишь надеяться на быстроту своих рук, ясность сознания, твердость характера, смелость. Молодому охотнику предстояло использовать все свои навыки, данные от рождения и развитые по прошествии двадцати пяти лет. Проще сказать, надеяться только на себя, потому что в такие минуты тебе никто не поможет, даже Бог.
Михаил, наконец, обратил внимание на товарища, удивленно вскинул брови, что-то хотел сказать. Парень круто развернулся, одновременно поднимая ствол фузеи, щелкнул курком. Медведица, вытянув вперед лапы, начала свое намеренное падение на стоящего человека. Михаил, вдруг осознав, что что-то происходит за его спиной, успел повернуть голову. Иван вскинул ружье, тщательно прицеливаясь. Медведица зависла над мужчиной. Когтистые лапы потянулись к его плечам. У охотника сработал защитный рефлекс: он подломился на ногах, присел беззащитным комком под ногами зверя. Тот промахнулся: поймал лапами воздух, страшно, бесполезно щелкнул пустыми клыками, но все же упал на грудь, задавив Михаила всей массой тела. Понимая свою опрометчивую ошибку, хозяйка тайги тут же привстала, потянулась лапами себе под живот, желая поймать и разорвать трепещущую жертву. Но пуля Ивана оказалась быстрее.
Тупой грохот остановил нападение. Необузданный выстрел фузеи притушил все естественные звуки. Густое, свинцовое облако сгоревшего пороха залило место схватки. Иван почувствовал, как в плечо ударил стальной молот. Увидел сноп метнувшегося огня, непроглядный туман вокруг себя, а после на бегу выхватил нож, бросился к собакам.
Резкий взмах острого лезвия. Натянутая струной сыромятина лопнула мышиным писком. Озверевший Туман прыгнул в пороховое облако. Еще три прыжка назад. Взмах ножа. Вслед за Туманом Тихон метнулся на помощь своему хозяину. Иван бросился за собаками.
Однако его помощь не понадобилась. Зверовые кобели вновь рвали, терзали медведицу, но теперь она была мертва. Обмякшая туша вытянулась во всю длину впечатляющего размера. Когтистые лапы неестественно подвернулись под оскаленную голову. Уши зверя вяло завалились в разные стороны. Из большой, двухсторонней раны на шее хозяйки тайги пульсировала обильная кровь.
Иван обежал вокруг мертвой медведицы, заглянул во все стороны:
— Дядька Михаил, где ты? Живой?
— Отвали ее, скорее… — долетел глухой, рвущийся голос медвежатника. — Продыху нет… Сейчас задохнусь.
Иван отогнал собак по сторонам, потянул за переднюю лапу, но отвалить тушу не смог — тяжело. Михаил из-под медведицы еле дышит:
— Быстрее, Ванюшка, мочи нет!
— Не могу, тяжела! — таская могучие лапы из стороны в сторону кричал Иван. — Погодь маленько, стяжок вырублю!
— Неумеха! Башку сначала заломи назад, а уж потом лапу.
Схватил паря руками за клыки, завернул голову на затылок, подставил ногу, придержал, а руками, что есть силы, принялся бороться с кривой лапой. Наконец-то громоздкая туша подалась под напором, медведица завалилась на бок.
Глазам Ивана предстала неблаговидная картина: сидит медвежатник на земле, свернутый пополам, как закрытый чемодан, ртом пятки нюхает. Придавила тяжелая туша охотника в мгновение ока. Не успел Михаил выскользнуть в сторону. Сложился так, как стоял.
Иван наклонился над медвежатником:
— Дядя Михаил, как ты, что ты?
— Эх, кажись, вздохнул… Теперь полегче. Однакось, помоги выпрямиться, сам не могу, что-то случилось…
— Что такое? Что с тобой? — помогая разогнуться, испуганно расспрашивал парень.
— Да вот, не пойму что и как: ноги вижу, а не чувствую… От поясницы вроде как все онемело.
— Может, нерв отсидел?
— Не знаю… Помоги подняться.
Товарищ подхватил промысловика под мышки, поднял сильными руками с земли. Тот застонал:
— Поясницу больно! Перенеси под дерево, пусть ноги отойдут.
Иван нарубил топором густой лапник, сделал лежанку, поднял на руки старшего:
— Как лучше класть, дядя Михаил?
— Так, наверно, как есть, на спину. Вот. А под голову кухлянку, чтоб повыше было.
Парень исполнил все, как просил медвежатник: аккуратно положил раненого на мягкую постель. Михаил со стоном прикрыл глаза. Юноша тем временем собрал топоры, ружья, притянул убитого медвежонка:
— А второй-то… Пока воевали, спрыгнул, убежал.
— Да и бог с ним! — с тяжелым вздохом ответил медвежатник. — Сейчас не до него…
Иван стал осматривать убитую медведицу. Какое-то время он крутил из стороны в сторону ее огромную голову, потом тяжело вздохнул. Его лицо сделалось серым, угрюмым. Михаил попытался выяснить причину его настроения. Иван глухо поделился своим «горем»:
— Пуля из фузеи через шею навылет прошла. Где ее теперь искать? Тятя ругаться будет.
— Эхма! — сквозь тупую боль растянул на лице улыбку Михаил. — Нашел о чем горевать! Ты же меня, считай, с того света вернул, жизнь спас! Поговорю с отцом, расскажу, как дело было. Золото не беда. Главное, что жив остался! Да и ты не трухнул, Ванюшка, не побоялся косолапого! А потому от меня особая благодарность! Спасибо, Ванюшка!
В пол-уха слушает старшего Иван, рассеянно смотрит по земле, что-то ищет:
— Не надо мне благодарности, дядька Михаил… Пулю бы найти. Тятя ругаться будет!
Медвежатник решил отвлечь парня от горьких дум, на правах старшего приказал:
— Будет тебе! Не время чунями мед черпать! Медведицу надо свежевать, пока не запарилась. Сможешь один? Меня, — приподнялся на локте, — может быть, скоро отпустит, помогать буду…
Напарник взял нож, сделал первый надрез по лапе. Михаил медленно отвалился на спину.
Прошло немного времени. В умении владеть холодным оружием Ивану стоило позавидовать. Очень скоро мертвая хозяйка тайги распрощалась со своей шкурой. Парень опять обратился к медвежатнику. Теперь тот был не так словоохотлив. Он понял, что с ним что-то произошло: онемевшие ноги не двигались. Набравшись мужества, он отдал новую команду:
— Однакось, Ванюшка, что-то со мной неладное происходит. Не могу я идти. Надо носилки делать. Гони лошадей сюда. Да только прежде на морды мешки набрось. А в мешки пихтовых лапок набей, чтобы дух зверя отбить.
Бабка Петричиха
Трудно дались Ивану последние сутки: он не спал вторую ночь. Проще было встать перед раненой медведицей, чем потом, изнывая от усталости, ехать на коне по тайге лишнюю сотню километров. Когда он вывез Михаила Северьяновича на прииск, солнце падало к линии горизонта. Тревожная весть о ранении медвежатника таежной пчелой облетела приземистые избы. Старатели бросили работу, собрались возле дома Пановых. Женщины с испугом шептались в стороне. Дети в страхе прятались за спинами взрослых. Роковые слова — «Зверь помял человека!» — во все времена действовали на людей шокирующе. Неизменные вопросы «Что случилось? Почему Михаил обезножил?» и «Что делать?» таловыми листьями переплетались на вытянутых губах. Некоторые, самые впечатлительные, белели: «Наверно, ночью помрет…» Каждый молился, осенял себя троекратным крестом, просил у Бога помощи.
Были среди людей тайги те, кто смотрел на трагедию трезво:
— Дохтора надо срочно! Пусть посмотрит.
— Где же его отыскать, дохтора? — задумчиво спросил Григорий Феоктистович. — На сотни верст вокруг — тайга. На Кузьмовке даже фершала нет. Надо, однакось, Михаила в уезд вести. Только выдержит ли дорогу?
— Вспомнил! — поднял указательный палеи Веретенников Василий. — В Чибижеке есть дохтор и акушерка! Я сам в прошлом году туда свою бабу рожать на коне возил!
— Довез? — вставил ехидную реплику Тишка Косолапов.
— Нет. По дороге на Китате разродилась. Хорошо, там у одного мужика бабка Петрикова сына от испуга лечила. Она и помогла младшенькому появиться. Говорят, хорошая она, на всю округу знаменитая! Может от хвори наговор сделать, от испуга… По костям хорошо разбирается. Люди к ней со всей тайги приходят с болячками.
