Александр Дюма - Двадцать лет спустя (часть первая)
— Как его зовут?
— Я не решился спросить его об этом, сударь. Хотя он объясняется по-французски в совершенстве, но по его произношению я предполагаю, что это англичанин.
— А! — произнес Атос и наклонил голову, как бы стараясь припомнить.
Когда он поднял глаза, то, к своему изумлению, увидел человека, стоящего в двери и растроганно смотрящего на него.
— Лорд Винтер! — воскликнул он.
— Атос, мой друг!
Оба дворянина крепко обнялись. Затем Атос взял гостя за руки и пристально посмотрел на него.
— Но что с вами, милорд? — спросил он. — Вы, кажется, столь же опечалены, сколь я обрадован.
— Да, мой друг. Скажу даже больше: именно ваш радостный вид увеличивает мои опасения.
С этими словами лорд Винтер осмотрелся кругом, точно ища места, где бы им уединиться. Рауль понял, что друзьям надо поговорить наедине, и незаметно вышел из комнаты.
— Ну, вот мы и одни, — сказал Атос. — Теперь поговорим о вас.
— Да, пока мы одни, поговорим о нас обоих, — повторил лорд Винтер. — Он здесь.
— Кто?
— Сын миледи.
Атос вздрогнул при этом слове, которое, казалось, преследовало его, как роковое эхо; он поколебался мгновение, затем, слегка нахмурив брови, спокойно сказал:
— Я знаю это.
— Вы это знаете?
— Да. Гримо встретил его между Бетюном и Аррасом и примчался предупредить меня о том, что он здесь.
— Значит, Гримо видел его?
— Нет, но он присутствовал при кончине одного человека, который видел его.
— Бетюнского палача! — воскликнул лорд Винтер.
— Вы уже знаете об этом? — спросил Атос с удивлением.
— Этот человек сейчас сам был у меня, — отвечал лорд Винтер, — и сказал мне все. Ах, друг мой, как это было ужасно! Зачем мы не уничтожили вместе с матерью и ребенка?
Атос, как все благородные натуры, никогда не выдавал своих тяжелых переживаний. Он таил их в себе, стараясь пробуждать в других только бодрость и надежду. Казалось, его личная скорбь претворялась в его душе в радость для других.
— Чего вы боитесь? — сказал он, побеждая рассудком инстинктивный страх, охвативший его в первый момент. — Разве мы не в силах защищаться? Затем, разве этот молодой человек стал профессиональным убийцей, хладнокровным злодеем? Он мог убить бетюнского палача в порыве ярости, но теперь его гнев утолен.
Лорд Винтер грустно улыбнулся и покачал головой.
— Значит, вы забыли, чья кровь течет в нем? — сказал он.
— Ну, — возразил Атос, стараясь, в свою очередь, улыбнуться, — во втором поколении эта кровь могла утратить свою свирепость. К тому же, друг мой, провидение предупредило нас, чтобы мы были осторожны. Нам остается только ждать. А теперь, как я уже сказал, поговорим о вас. Что привело вас в Париж?
— Важные дела, о которых вы узнаете со временем. Но что я слышал от ее величества английской королевы! Д’Артаньян — сторонник Мазарини? Простите меня за откровенность, друг мой; я не хочу оскорблять имени кардинала и всегда уважал ваше мнение: неужели и вы преданы этому человеку?
— Д’Артаньян состоит на службе, — сказал Атос, — он солдат и повинуется существующей власти. Д’Артаньян не богат и должен жить на свое жалованье лейтенанта. Такие богачи, как вы, милорд, во Франции редки.
— Увы! — произнес лорд Винтер. — В настоящую минуту я так же беден и даже беднее его. Но вернемся к вам.
— Хорошо. Вы хотите знать, не мазаринист ли я? Нет, тысячу раз нет. Вы тоже извините меня за откровенность, милорд.
Лорд Винтер встал и крепко обнял Атоса.
— Благодарю вас, граф, — сказал он, — благодарю за это радостное сообщение. Вы видите, что я счастлив, я почти помолодел. Да, значит, вы не мазаринист! Отлично. Впрочем, иначе не могло и быть. Но простите мне еще один вопрос: свободны ли вы?
— Что вы понимаете под словом «свободен»?
— Я спрашиваю: не женаты ли вы?
— Ах вот что! Нет, — ответил Атос, улыбаясь.
— Этот молодой человек, такой красивый, такой изящный и элегантный…
— Это мой воспитанник, который даже не знает своего отца.
— Превосходно. Вы все тот же Атос, великодушный и благородный.
— О чем бы вы хотели еще спросить, милорд?
— Портос и Арамис по-прежнему ваши друзья?
— И д’Артаньян тоже, милорд. Нас по-прежнему четверо друзей, преданных друг другу. Но когда дело доходит до того, служить ли кардиналу или бороться против него, иначе говоря, быть мазаринистом или фрондером, мы остаемся вдвоем.
— Арамис на стороне д’Артаньяна? — спросил лорд Винтер.
— Нет, — отвечал Атос, — Арамис делает мне честь разделять мои убеждения.
— Можете ли вы устроить мне встречу с этим вашим другом, таким милым и умным?
— Конечно, когда только вы пожелаете.
— Он изменился?
— Он стал аббатом, вот и все.
— Вы пугаете меня. Его положение, наверно, заставляет его отказываться от всяких рискованных предприятий.
— Напротив, — сказал Атос, улыбаясь, — с тех пор как он стал аббатом, он еще более мушкетер, чем прежде. Вы увидите настоящего Галаора[*]. Хотите, я пошлю за ним Рауля?
— Благодарю вас, граф, в этот час его может не оказаться дома, но раз вы полагаете, что можете ручаться за него…
— Как за самого себя.
— Не согласитесь ли вы привести его завтра в десять часов на Луврский мост?
— Ага! — произнес Атос с улыбкой. — У вас дуэль?
— Да, граф, и прекрасная дуэль; дуэль, в которой и вы примете участие, я надеюсь.
— Куда мы пойдем, милорд?
— К ее величеству королеве Англии, которая поручила мне представить ей вас, граф.
— Ее величество знает меня?
— Я знаю вас.
— Вот загадка, — произнес Атос. — Но все равно, раз вы знаете, как она разгадывается, с меня довольно. Не окажете ли вы мне честь отужинать со мной, милорд?
— Благодарю вас, граф, — отвечал лорд Винтер. — Признаюсь, посещение этого молодого человека отбило у меня аппетит и, вероятно, прогонит сон. С какою целью явился он во Францию? Во всяком случае, не для того, чтобы встретиться со мной, так как он не знал о моем путешествии. Этот молодой человек пугает меня, от него надо ждать кровавых дел.
— А что он делает в Англии?
— Он один из самых ярых сектантов, сторонников Оливера Кромвеля.
— Кто привлек его на сторону Кромвеля? Ведь его отец и мать были, кажется, католиками.
— Ненависть, которую он питает к королю.
— К королю?..
— Да, король объявил его незаконнорожденным, отнял у него имения и запретил ему носить имя Винтера.
— Как же он теперь зовется?
