Джон Мастерс - Ночные гоцы
— Ладно, утятки, чего это я!
Он многозначительно втянул ноздрями воздух, и она выпрямилась:
— Вот уж ни капельки, капитан. Ну, может, только одну!
Она отвернулась и обрушилась на раненых солдат. Их измученные лица светлели, когда они слышали знакомый поток простонародной брани. Кэролайн похлопала по узлу на повязке.
— Вот и все. Если ты по-прежнему собираешься уйти.
— Спасибо, Кэролайн. Как Робин?
— Он наверху, с тяжело раненным артиллеристом. Мы не думаем, что он выживет, но он хочет, чтобы Робин был рядом. Хочешь сам посмотреть?
— Да… Нет. Я должен идти. Я скоро вернусь. Пиру!
— Сахиб!
— Пошли!
Она проводила его до двора. Он торопливо нырнул под дождь, опасаясь, что если оглянется, лицо его выдаст.
По глубоким лужам брели солдаты; на самодельных носилках из одеял и стволов бамбука несли раненых. Пара лишившихся всадников лошадей скакала галопом по узкому проулку, весело вскидывая копыта и заставляя встречных прижиматься к стенам домов. Позади храма, стоя рядами и понурив головы, терпеливо дожидались ездоков упряжные артиллерийские лошади. Температура упала градусов на двадцать, и от прибитой дождем земли несло не слишком приятно, но зато густым настоящим духом.
У поворота он увидел кучку артиллеристов, склонившихся над чем-то зеленым и грязно-белым. Они били его ногами, и он понял, что это сипай Тринадцатого полка. Он стоял на коленях в грязи, его мундир превратился в лохмотья, а кишки свисали наружу, волочась по земле. Один солдат, схватив его за шею, пытался ткнуть носом в землю, другой тянул за волосы и пихал в горло колесную мазь.[139] Глаза у него закатились, и вряд ли он понимал, что с ним делают, и кто они вообще такие. Родни бросился вперед. Он хотел закричать, но не мог — горло свела судорога. Стоило ему подойти, как один из артиллеристов отступил в сторону и сказал:
— Хватит с него. У этого мудака, может, брат служит в уланах.
Сипай был мертв. Родни отошел. Артиллеристы уставились на него со смешанным выражением восторга, ярости и стыда на мокрых от дождя лицах. Опираясь здоровой рукой на руку Пиру, он двинулся своей дорогой.
С линии огня уже успели убрать самые ужасные остатки битвы. Гренадеры стояли на часах, промокнув насквозь и посмеиваясь, когда стекавшая с киверов вода попадала им в нос и рот. Ливень нещадно поливал береговую полосу с рассеянными по ней трупами и обломками, и отскакивал от желтой поверхности реки. Уже в двухстах ярдах ничего нельзя было разобрать, и дальний берег, и другая сторона реки терялись за сплошной пеленой воды.
Сэр Гектор стоял немного поодаль от всех. Как всегда, он покачивался на носках, его борода отливала жемчужным блеском, а на лысине блестели капли дождя. С ним разговаривал какой-то улан, держа лошадь в поводу. Улан тоже раскачивался на носках, как будто зачарованный движениями генерала. Родни подошел ближе и услышал, что улан говорит:
— Хзур сахиб, гаонвала-ни кхаббар лойя ки…
Когда он закончил, Родни повернулся к генералу:
— Он говорит, сэр, что деревенские жители рассказали — в хижинах углежогов в Харне, в двух милях вверх по реке по этому берегу, прячутся какие-то люди. Человек пять или шесть. Они не знают, кто они такие, но считают, что они прошлой ночью приплыли на лодке с того берега.
Сэр Гектор бросил взгляд на улана, отметив и его разорванный мундир, и сломанное копье в руке. Он сказал:
— Все устали — выбились из сил, но делать нечего. Капитан, будьте любезны, возьмите с дюжину улан и поезжайте, выясните, в чем там дело. Ваша лошадь все еще за домом. Поклон от меня риссалдару Рикирао, и передайте, что у хотел бы, чтобы он уделил мне пять минут.
Двадцать минут спустя он во главе разъезда, устало шлепавшего по грязи у него во спиной, и с пристроившимся у стремени Пиру, въезжал в Харну. С застывших деревьев на них потоками обрушивалась вода.
От тщательно сложенных в большие — каждая размером с хижину — поленницы мокрых дров поднимались струйки дыма. Дым смешивался с дождем, закручивался вихрями и плыл над оставленной углежогами вырубкой. В центре сгрудились их хижины, небрежно сколоченные из деревянных планок, и покрытые в несколько слоев бурыми листьями. Разъезд проехал внутрь, лошади налетели друг на друга, всадники смотрели в разные стороны.
Пытаясь одной рукой развернуть лошадь, пока две другие толкали ее, а их всадники ругались, Родни в пятидесяти ярдах от себя увидел рани Кишанпура. Она стояла в одиночестве, с непокрытой головой, в джунглях у края вырубки, и смотрела прямо на него. Прежде, чем успел сообразить, что делает, он качнул головой, указывая в сторону. Она поколебалась, потом отступила за дерево и скрылась из виду.
Машинально он велел уланам спешиться и обыскать хижины, и с каменным лицом наблюдал за ними. Он может изловить ее без всякого труда, и ее казнят у него на глазах. Разве она не заслужила это? Но он открыл рот только для того, чтобы поинтересоваться у унтер-офицера:
— Ну, что, даффадар?
— Никого, сахиб. Но кто-то был совсем недавно. Смотрите, что я нашел.
Он взял из протянутой ладони кольцо с рубином и рассеянно надел на мизинец левой руки. Значит, они нашли беднягу Притви, нашли и кольцо в кустах, и вернули ей, а она его снова потеряла. Пиру заметил, что ему не по себе, и не сводил с него глаз; за это время Пиру научился видеть его насквозь. Внезапно он с полной отчетливостью вспомнил, как звучал голос Кэролайн, там, на холме над Чалисгоном: «Родни, ты очень сильный человек, но ничто не заменит умения сострадать. Стань еще сильнее…».
Он сказал:
— Отлично, даффадар. Как можно быстрее возвращайтесь назад и отрапортуйте о находке. Я поеду следом помедленнее — что-то рана не дает покоя.
Он покраснел, выговаривая эти слова: не меньше полудюжины улан были ранены ничуть не легче. Даффадар встревоженно посмотрел на него:
— Вы уверены, что с вами все порядке, сахиб? Мы легко можем вернуться с вами: никакой необходимости в спешке нет.
— Нет, нет, вы можете для чего-нибудь понадобиться. Пиру за мной присмотрит.
Он медленно ехал следом за ними, пока маленький отряд на рысях не скрылся в джунглях. Закинутые за спины копья сбивали с нижних веток потоки воды. Когда скрип и бряцанье затихли вдалеке, он соскользнул на землю, отдал Пиру поводья, и под однообразный гул дождя с трудом побрел в ту сторону, где он ее заметил.
Она снова подошла к краю вырубки, и он ее увидел. И остановился, не чувствуя ничего, кроме печали и боли. Он-то думал, что она сильнее его, что она такая же сильная, как Кэролайн. Он ошибся; в руке у нее блестел пистолет, а за ее спиной, в кустах, кто-то прятался. Он вздохнул и замер в ожидании пули. Кэролайн когда-нибудь всё узнает.
