Александр Дюма - Двадцать лет спустя (часть вторая)
Действительно, вскоре Гримо привел пять лошадей. Владелец поместья, к которому он обратился, оказался другом Портоса и, не пожелав даже взять денег за лошадей, предоставил их даром; через десять минут отряд сделал остановку в Эрменонвиле; но четыре друга помчались дальше, конвоируя Мазарини.
В полдень они въехали в ворота замка Портоса.
— Ах! — сказал Мушкетон, ехавший все время молча рядом с д’Артаньяном. — Поверите ли, сударь, в первый раз с тех пор, как мы покинули Пьерфон, я дышу свободно.
И он пустил лошадь в галоп, чтобы предупредить слуг о приезде г-на дю Валлона и его друзей.
— Нас четверо, — сказал д’Артаньян своим друзьям, — мы установим очередь; каждый из нас по три часа будет караулить монсеньора. Атос осмотрит замок; его нужно хорошенько укрепить на случай осады; Портос будет заботиться о продовольствии, а Арамис — наблюдать за гарнизоном. Иначе говоря, Атос будет старший инженер, Портос — главный интендант, а Арамис — комендант крепости.
Тем временем Мазарини устроили в самых лучших покоях замка.
— Господа, — сказал он, водворившись в них, — вы, я надеюсь, не намерены долгое время держать в тайне мое местопребывание.
— Нет, монсеньор, — ответил д’Артаньян, — напротив, мы очень скоро объявим, что вы у нас в плену.
— Тогда ваш замок подвергнется осаде.
— Мы имеем это в виду.
— Что же вы сделаете?
— Будем защищаться. Если бы покойный кардинал Ришелье был жив, он бы рассказал вам одну неплохую историю про бастион Сен-Жерве, где мы продержались вчетвером с четырьмя слугами и дюжиной покойников против целой армии.
— Такие вещи удаются только раз и больше не повторяются.
— Да нам теперь и нет надобности быть такими героями. Завтра дано будет знать парижской армии, а послезавтра она будет здесь. Сражение разыграется не под Сен-Дени или Шарантоном, а у Компьена или Вилле-Котре.
— Принц побьет вас, как всегда бил.
— Возможно, монсеньор; но перед сражением мы перевезем ваше преосвященство в другой замок нашего друга дю Валлона, — у него три таких, как этот. Мы не желаем подвергать опасностям войны ваше преосвященство.
— Я вижу, — сказал Мазарини, — мне придется согласиться на капитуляцию.
— До осады?
— Да, условия, может быть, будут легче.
— О монсеньор! Вы увидите, наши условия будут умеренны.
— Ну, говорите, что у вас за условия?
— Отдохните сперва, монсеньор, а мы подумаем.
— Мне отдых не нужен. Мне надо знать, нахожусь я в руках друзей или врагов.
— Друзей, монсеньор, друзей!
— Тогда скажите сейчас, чего вы от меня хотите, чтобы я знал, возможно ли между нами соглашение. Говорите, граф де Ла Фер.
— Монсеньор, для себя мне требовать нечего, но я многого бы потребовал для Франции. Поэтому я уступаю слово шевалье д’Эрбле.
Атос поклонился, отошел в сторону и, облокотившись на камни, остался простым зрителем этого совещания.
— Говорите же вы, господин д’Эрбле, — сказал кардинал. — Чего вы желаете? Говорите прямо, без обиняков: ясно, кратко и определенно.
— Я открою свои карты, — сказал Арамис.
— Я вас слушаю, — сказал Мазарини.
— У меня в кармане программа условий, предложенных вам вчера в Сен-Жермене депутацией нашей партии, в которой участвовал и я.
— Мы уже почти договорились по всем пунктам, — сказал Мазарини. — Перейдемте к вашим личным условиям.
— Вы полагаете, они у нас есть? — сказал Арамис с улыбкой.
— Я думаю, не все вы так бескорыстны, как граф де Ла Фер, — сказал Мазарини, делая поклон в сторону Атоса.
— Ах, монсеньор, в этом вы правы, — сказал Арамис, — и я счастлив, что вы воздаете наконец должное графу. Граф де Ла Фер — натура возвышенная, стоящая выше общего уровня, выше низменных желаний и человеческих страстей: это гордая душа старого закала. Он совершенно исключительный человек. Вы правы, монсеньор, мы его не стоим, и мы рады присоединиться к вашему мнению.
— Бросьте, Арамис, смеяться надо мной, — сказал Атос.
— Нет, дорогой граф, я говорю то, что думаю, и то, что думают все, кто вас знает. Но вы правы, не о вас теперь речь, а о монсеньоре и его недостойном слуге, шевалье д’Эрбле.
— Итак, чего же вы желаете, кроме тех общих условий, к которым мы еще вернемся?
— Я желаю, монсеньор, чтобы госпоже де Лонгвиль была дана в полное и неотъемлемое владение Нормандия и, кроме того, пятьсот тысяч ливров. Я желаю, чтобы его величество король удостоил ее чести быть крестным отцом сына, которого она только что произвела на свет; затем, чтобы вы, монсеньор, после крещения, на котором будете присутствовать, отправились поклониться его святейшеству папе.
— Иными словами, вам угодно, чтобы я сложил с себя звание министра и удалился из Франции? Чтобы я сам себя изгнал?
— Я желаю, чтобы монсеньор стал папой, как только откроется вакансия, и намерен просить у него тогда полной индульгенции для себя и своих друзей.
Мазарини сделал не поддающуюся описанию гримасу.
— А вы, сударь? — спросил он д’Артаньяна.
— Я, монсеньор, — отвечал тот, — во всем согласен с шевалье д’Эрбле, кроме последнего пункта. Я далек от желания, чтобы монсеньор покинул Францию, напротив, я хочу, чтобы он жил в Париже. Я желаю, чтобы он отнюдь не сделался папой, а остался первым министром, потому что монсеньор — великий политик. Я даже буду стараться, насколько это от меня зависит, чтобы он победил Фронду, но с тем условием, чтобы он вспоминал изредка о верных слугах короля и сделал капитаном первого же свободного полка мушкетеров того, кого я назову ему. А вы, дю Валлон?
— Да, теперь ваша очередь, дю Валлон, — сказал Мазарини. — Говорите.
— Я, — сказал Портос, — желаю, чтобы господин кардинал почтил дом, оказавший ему гостеприимство, возведя его хозяина в баронское достоинство, а также чтобы он наградил орденом одного из моих друзей.
— Вам известно, что для получения ордена надо чем-нибудь отличиться?
— Мой друг сделает это. Впрочем, если будет необходимо, монсеньор укажет способ, как это можно обойти.
Мазарини закусил губу: удар был не в бровь, а в глаз. Он отвечал сухо:
— Все это между собой плохо согласуется, не правда ли, господа? Удовлетворив одного, я навлеку на себя неудовольствие остальных. Если я останусь в Париже, я не могу быть в Риме; если я сделаюсь папой, я не могу остаться министром; а если я не буду министром, я не могу сделать господина д’Артаньяна капитаном, а господина дю Валлона бароном.
— Это правда, — сказал Арамис. — Поэтому, так как я в меньшинстве, я беру назад свое предложение относительно путешествия в Рим и отставки монсеньора.
