Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»
Жоржа-Мишеля передернуло. Никогда в жизни он не думал о мальчиках, тем более не станет думать о таком… Жорж-Мишель напомнил себе о регулярных походах наглого щенка в Шатле, о его злобных выходках и решительно тряхнул головой. Хватит! Он не позволит портить себе настроение только потому, что у испорченного юнца оказались печальные глаза. И что значит печальные?! У его собак глаза не менее печальны, особенно когда они пытаются выклянчить кусок пожирней.
Граф де Лош встал с табурета, составляя план действий по спасению своего доброго настроения. Прежде всего следует убрать этот портрет с глаз долой… и как можно дальше. Затем отыскать самую красивую фрейлину двора и нарисовать ее в образе Психеи. А, может быть, не стоит рисовать фрейлин? Может быть, стоит нарисовать жену? Жорж-Мишель понял, что за пару прошедших месяцев успел стосковаться по Аньес. Два дня в седле — чепуха! Шевалье всегда был готов проскакать сотню другую лье, танцевать пять часов кряду на балу, провести полную безумств ночь, а утром драться на дуэли.
Итак, решено, он немедленно едет в Лош.
Через два часа Жорж де Лоррен спешно покинул Париж.
* * *— Он меня даже не узнал, — через два часа после сеанса жаловался шлюхе Смиральде шевалье Александр. — Не снизошел…
— И ты ему надерзил, — обвиняюще произнесла Сми.
— А что еще я мог сделать?
— Болван! — сквозь зубы процедила девушка. — Ты бы сначала думал, а уже потом говорил. Мог бы поклониться пониже. Сказать «К вашим услугам». Поблагодарить за щедрость. Что у тебя, спина бы переломилась? Или, может быть, отвалился бы язык?
Паж вздохнул и отвернулся от подруги, делая вид, что разглядывает сухую травинку. Смиральда помолчала, исподтишка наблюдая за молодым человеком.
— Придумал тоже, — вполголоса проворчала она, — деньгами кидаться. И кремы твои, притирания… Спасибо, конечно, Александр, только все это баловство!
— Ты же сама… жаловалась… на морщинки… — попытался оправдаться шевалье.
— Ну и что?! — несколько непоследовательно отрезала девушка. — Мало ли, на что я жалуюсь? Ты бы лучше пошел к его сиятельству и извинился. Был бы поуслужливей. Придержал бы пару раз его стремя… подал оброненный платок… Может, тебе бы повезло, и он взял бы тебя на службу…
— Да не хочу я быть его слугой! — с неожиданным отчаянием воскликнул молодой человек, бросаясь на траву. — Я хочу… Хочу быть его другом! — выговорил шевалье де Бретей уже сквозь слезы.
Ответом ему был смех, неожиданно грубый и наглый. Смиральда смеялась, хохотала от души, как хохочут над сальной шуткой торговки на рынке.
— Ты?! Другом?! — будь Александр де Бретей чуть старше, он, конечно же, обратил бы внимание и на внезапную дрожь в голосе, и на тревогу в глазах. Но шевалье Александр несмотря ни на что оставался всего лишь мальчишкой тринадцати лет от роду, так что уловил в словах подруги лишь жестокую насмешку. Он резко сел.
— Да, другом. А что тут такого?
— Ни-че-го! — голос девушки был полон злой иронии. — Ни-че-го… Конечно. При твоих талантах и внешности ты вполне можешь лечь к нему в постель… И другом стать — на целую ночь… За хорошие деньги, кстати, — голос Смиральды сорвался почти на крик. — Хотя… Ты же лучший в нашем ремесле! Так что вполне сможешь заделаться его «братцем» — ни забот, ни тревог!
Смиральда вытянулась как струна, глубоко вдохнула — неужели… дура… влюбилась в этого мальчишку! Девушка закрыла глаза. Ревность гасила все чувства и доводы рассудка. Хоть бы это была женщина, нет же — граф де Лош! Стервец!!! — непонятно к кому относилась последняя мысль девушки, поскольку вслух она бросила совсем другое:
— Впрочем, можешь попытаться забраться повыше — может, дофина соблазнишь?!
Шевалье Александр вскочил.
— Ты… Ты… Сумасшедшая! Он такой же дворянин, как я… И мой род…
Смиральда вновь расхохоталась — злой, короткий смешок.
— Твой род?! Да что в тебе от дворянина?! Имя?! Много ж оно тебе дало! Да ты просто шлюха, как я! И, кстати, это ремесло тебя спасло… и исправно кормит, поит и одевает! И ты — друг шлюхи!
Александр де Бретей почувствовал, что сходит с ума.
— Я — дворянин, — процедил он сквозь зубы, подхватывая с земли хлыст.
— Что ж! — девушка сжала кулаки, глаза ее сверкнули. — Ударь меня! Это ведь тоже привилегия дворянина!
Александр де Бретей отшвырнул хлыст… Безумно захотелось разрыдаться… Или убить… или броситься в Сену…
— Я дворянин! — вновь крикнул он уже на бегу. — Дворянин не может быть другом шлюхи!! — нащупал повод… стремя… взлетел в седло и пустил коня в карьер.
— Ты сам сказал!!! — закричала вслед Смиральда, но шевалье де Бретей почти не слышал ее слов. И уж точно не видел, как девушка в рыданиях бросилась в траву.
Смиральда еще пару минут слышала стук копыт. Затем все стихло. Девушка села и уставилась на реку. Дура! С ума сошла!.. Где ты теперь отыщешь такого покровителя? Она попыталась успокоить себя, найдя причину в этом… Тщетно. Спустя еще несколько мгновений шлюха поняла, что уже давно влюблена в этого безумно красивого мальчишку.
Вновь стук копыт… Александр де Бретей. Без шляпы. Плащ небрежно откинут в сторону.
— Вернулся за этим? — девушка легко поднялась, протягивая молодому человеку хлыст. — Неловко без него?
«Господи, ударил бы он меня, что ли?» — вдруг с тоской подумала Смиральда. Лицо шевалье де Бретея не выражало никаких чувств. Молодой человек, не говоря ни слова, протянул руку, схватил девушку за запястье и легко поднял в седло.
— Едем, — за всю дорогу они не произнесли ни слова более и расстались на грязной парижской улице так и не сказав друг другу привычных прощальных слов.
Глава 32
В которой тринадцатилетний Александр обзаводится одиннадцатилетним воспитанником
Когда на следующий день после ссоры со Смиральдой шевалье Александр явился в Лувр, обстановка в королевской резиденции вполне соответствовала его настроению. Лакеи старательно пытались вжаться в стены. Придворные переговаривались испуганным шепотом. Капитан де Нанси, узнавший от его величества много нового и интересного о собственной особе, был зол и хмур. Пажи дрожали от ужаса. Если бы не долг службы, если бы не честолюбие, если бы не смутные надежды и страх перед наказанием, все эти люди могли бы разбежаться кто куда, лишь бы не видеть взмыленного короля и не слышать его ругательств.
Причиной приступа Карла оказалась любимая сука его величества, посмевшая ощениться прямо в постели короля. Прекрасная Геба возлежала на королевской кровати, не обращая внимания на беснующегося Карла, умильно наблюдала за девятью крепенькими щенками, бодро сосущими молоко, и время от времени угрожающе приподымала кончики губ, когда лакеи пытались подобраться к ее потомству поближе — большая корзина, устланная атласным одеялом, явно не казалась Гебе достойным убежищем для щенков. Пребывай Александр в ином расположении духа, он непременно посмеялся бы над нахальством борзой, над боязливыми стараниями лакеев и в конце концов рассмешил бы короля какой-нибудь «забавной» историей из жизни Шатле, положив тем самым конец всеобщей тоске и страху.
![Михаил Горбунов - Белые птицы вдали [Роман, рассказы]](/uploads/posts/books/134681/134681.jpg)
