Андрей Буровский - Орден костяного человечка
Как всегда во время камлания с сомой, реальнее всего стало не то, что есть на самом деле, а собственные ощущения. Дико кружилась голова, земля словно плясала под Сраошей, как будто бежала куда-то, а во рту невероятно пересохло. Как и всегда после приема сомы, сон был неровный, тяжелый, все время что-нибудь мерещилось; Сраоша потом не все мог вспомнить.
Вот что запомнил Сраоша, и запомнил очень хорошо, так это курган — священную каменную ограду. Он видел странно одетых людей, которые идут по этой ограде, и понял, что произойдет это через много веков. Что-то даже подсказало Сраоше, что его отделяет от этих людей такая же бездна времени, как и от ариев, первыми пришедших на берега Кема. Одни из виденных Сраошей людей были привычного облика, другие выглядели скорее как жители далеких стран на востоке с их плоскими круглыми лицами, маленькими узкими глазами.
Сраоша почему-то чувствовал, что как-то связан с одним из них — со смуглым человеком средних лет. Сраоше понравилось его умное, решительное лицо, а потом вдруг истина открылась Сраоше — он видит своих собственных потомков! Люди, для которых он был древним предком, искали и не могли найти места погребения Джамаспы… и Сраоше почему-то казалось, что они ищут и его собственное место погребения. Сраоше совсем это не понравилось, потому что еще он увидел стеклянную витрину и скелет Рашту, выставленный в этой витрине. Не любил, не уважал Сраоша Рашту, но ему стало совсем неприятно, что его современник выставлен вот так, на обозрение, очень далеко от мест, где он родился и жил.
Вокруг стеклянной витрины ходили другие странно одетые люди; с какими-то стеклами, закрывавшими глаза, соединенными палочкой на носу, с круглыми штуками на правой руке, где обычно бывают браслеты. Все они смотрели на скелет Рашту — может быть, и оказывали ему этим почтение, но как-то это было непонятно.
И еще он увидел трех людей, живущих примерно в то же время. И один из них сделал что-то странное, от чего загремело вокруг, как гром во время грозы, а третий человек свалился в яму и скорчился в ней, прижимая руки к животу. Все это тоже имело отношение к поискам погребения Джамаспы и оттого особенно сильно не понравилось Сраоше. Возникали и еще какие-то неопределенные, невнятные видения, но Сраоша уже не мог сказать наверняка — священные видения это все или просто бред.
А утром наступила расплата, какая всегда бывает за прозревание будущего. Боги всегда требуют расплаты за откровения, и неважно, открывались пути в верхний мир или в нижний, асуры или дэвы являлись по этим путям. Главное, что пути были открыты, и назавтра человек будет жестоко болеть. Никому не дано так сразу взять да и получить доступ в иной мир!
Почти так же плохо бывает и тем, кто курит сушеный коровий навоз — священное вещество, дающее огромную силу для прозревания будущего.
Сраошу невероятно тошнило, и хотя он знал — во время камлания есть нельзя, какие-то желтые, горькие комки с омерзительным привкусом вылетали из его рта, пятнали землю (тоже жертва своего рода). Одежда испачкана рвотой, мочой и калом. Голова трещит невероятно. Во рту скопилась кислота, даже рвет челюсти, заставляет словно бы зевать. Так, прямо в одежде, и погрузиться бы в воды речки, очиститься в ее благодающих водах. Но рано, рано! Рыдает Рашту, ясно видевший, как его скелет достают из земли, разделяют на отдельные кости, вертят их в руках, а потом скрепляют эти кости проволочками и кладут под стекло.
Стонут, схватившись за головы, Йима и Спэнта. Они не только страдают от боли, они видели, как их потомки будут истреблять друг друга, как будут ограблены курганы — в том числе этот, в оградке которого они все сидят; курган, еще не обретший хозяина.
Маза рассказывает, как полезут в грабительскую дудку воры и похитят многое, положенное с Джамаспой. А что они сделают с Йимой?! Они возьмут даже и кости скелета, разрушат все, что только смогут, если найдут. И то же самое сделают они с Джамаспой…
— Не сделают, — утешает Сопа, мудрая старая собака, — Джамаспы они не найдут.
Все должны рассказать Сопе и друг другу, что видели — только потом можно будет погрузиться в ледяные воды речки.
— Скоро будут мои слуги с телегой и отвезут нас к реке, — утешает собравшихся Сопа. И все не могут удержаться от слез, от возгласов благодарности к мудрому, заботливому старику. Как хорошо! Их, смертельно измученных камланием, отвезут на скрипучей телеге; не надо будет влачить еле идущие, не обретшие нормальной человеческой силы тела, все усилия сведутся к тому, чтобы плюхнуться на эту телегу…
Сопа слушает рассказы, дает всем рассказавшим свои сны отпить из бронзовой чаши — мудрый старик заготовил кислую капусту. Известно, что жидкость от кислой капусты, рассол, дарует самое большое облегчение.
Уже позже, когда солнце стояло высоко, Сопа подводит итог:
— Я думаю, надо сделать так… Надо положить все золото, все ценности выше, а погребение Джамаспы сделать ниже. Намного ниже, чтобы не нашли. Тот, кто найдет это золото, все равно ничего хорошего не получит…
При этих словах Сопа опять улыбается, и его лицо становится одновременно веселым и страшным. А остальные кивают головами: да, это золото никому не даст большого счастья! Об этом они сумеют позаботиться… И они сами, и боги.
— А еще, — веско добавляет Сопа, — с Джамаспой надо будет лечь двум сильным людям. Там же, глубоко под золотом, и ляжем с ним мы — я и Сраоша.
ГЛАВА 34
Буря и натиск
5–8 июля
— Витя… Ты не мог бы помочь?
— Охотно… Ты только скажи, что надо делать?
— Покамлать надо… Я подозреваю, кто-то мешает нам правильно рассчитывать, где копать. Если не примем меры, что тогда? Тогда и в третий раз копать будем, где Бог на душу положит, промахнемся…
Странным стало выражение лица Вити Гоможакова, странным…
— Как хорошо, что попросил… Понимаешь, шамана обязательно просить надо камлать, иначе ничего не получается. Я сколько раз хотел камлать, но знаю — если не попросят, толку нет.
— А мне одна… один человек сказал, чтобы я попросил, что ты сильный шаман.
— Люда? Да, она понимает, ты ее в этих делах слушайся.
Вот так.
Епифанов только яростно оскалился, когда ему предложили в третий раз мерить, где скрещиваются трассы.
— Это каждый из вас может при желании…
— Каждый вот пусть и замерит, но и вы тоже замерьте.
Епифанов махнул рукой с выражением полнейшей безнадежности.
Но махай рукой, не махай, а восемь человек сделали расчеты в этот раз. Каждый из них вбивал колышек там, где скрещивались трассы у него. Восемь колышков на дне огражденного пространства как раз между двумя раскопами.
